Стоило мне увидеть Фэнфэна, как в ту же минуту ожили детские воспоминания. Я оставил Питуа в Ружмоне и отправился в Анжу. То, что я узнал, было ужасно. Мальчик, о котором так заботился мой отец, вырос настоящим головорезом. Он был приговорен к тюрьме и позорному столбу, заклеймен палачом и, наконец, сослан на галеры. Этот мерзавец имел наглость претендовать на незапятнанное имя де Монвилей, объявил меня самозванцем и заставил расплачиваться за свои преступления! Оставаясь в тени и доверяя только Жако и Мусташу, я готовил возмездие, осторожно затягивая петлю вокруг самозванца. Все это время моя жизнь подвергалась опасности, помощи ждать было неоткуда. К властям я обратиться не мог — судьи Конвента вынесли настоящему Жану де Монвилю смертный приговор, подлежавший немедленному исполнению. Никто не стал бы пересматривать дело бывшего аристократа, тем более что разбойник, или, как теперь его называли, гражданин Монвиль, был известен как ярый республиканец, не расставался с красным колпаком и постоянно насвистывал «Карманьолу»[84]
.Но мало-помалу тучи рассеялись. На смену мрачным дням Террора пришли более спокойные времена. Вы вернулись из ссылки и с тех пор всегда были под невидимой защитой. Мы по-прежнему жили в подземелье и каждую ночь, поднимаясь через винный погреб, обходили дозором вокруг замка. Мы приручили сторожевого пса, который вскоре подружился с Мусташем. Он будто знал, что перед ним друзья, и ни разу не выдал лаем присутствия ваших незримых защитников. Завершив обход, мы по очереди оставались у плиты, закрывавшей вход в подземелье, а Мусташ караулил в погребе и при малейшем шорохе поднимал тревогу. Этот удивительный пес не раз спасал нас — как только раздавался подозрительный шум, он тут же неслышно спускался и предупреждал нас, тихо скуля или теребя за одежду.
— Ваша тайна так и не была раскрыта, — сказала Валентина, растроганная рассказом о преданности, мужестве и скромности, прошедших испытание временем.
— Мы крадучись обходили замок, — продолжал Жан. — Став браконьерами, мы научились ступать так тихо, что даже дикие звери не всегда замечали нас. Ваш пес был теперь нашим союзником.
Однако месяца два назад один из ваших слуг начал что-то подозревать. Это случилось после ужасного покушения на капитана Бувара.
— Тогда вы снова выступили как герой, Жан! Я была так счастлива, так гордилась вами!
— Это было нетрудно, мы горько сожалели, что поздно подоспели. Выстрелы застали нас в лесу возле дороги, ведущей из Базоша в Шоси. Противник превосходил нас числом, но мы бросились на выручку несчастным, угодившим в засаду, как раз в тот момент, когда негодяи собирались их прикончить. Обратив нападавших в бегство, мы обнаружили истекавшего кровью капитана Бувара и перенесли его в одно из наших убежищ, а затем в подземелье Ружмона. Через некоторое время, когда раны начали заживать, капитан собрался покинуть свое временное пристанище, но тут произошло нечто непредвиденное. Один жандарм, ума у которого оказалось гораздо меньше, чем желания выслужиться, попытался нас арестовать. Нам нечего было терять, и, оказав яростное сопротивление, мы укрылись в подземелье, где нас ждал капитан. Он, как и мы, преследовал бандитов и поэтому опасался встречи с жандармами. Тот, на кого мы нарвались, оказался злопамятным и велел немедленно замуровать вход в подземелье. Теперь подниматься наверх можно было только в замке. Здоровье капитана внушало некоторые опасения, и мы решили как можно скорее послать за врачом. В Тресонвильском лесу становилось небезопасно, и врачу, который до этого тайно приходил к капитану Бувару, пришлось прекратить ночные посещения, а сами мы были недостаточно опытны, чтобы обойтись без его услуг. Мы перенесли раненого во двор Ружмона. В ту минуту, когда мы, стараясь двигаться как можно тише, вносили капитана в конюшню, появился слуга по имени Этьен Лелюк. Несчастный, остолбенев при виде четырех человек, которые проникли в замок невзирая на ров, стены и запертые ворота, уже собрался звать на помощь, но капитан Бувар остановил его. Он узнал Этьена при свете лампы, которую тот держал, и крикнул ему: «Тише, Этьен! Я твой капитан Леон Бувар! Это мои друзья, они вынуждены скрываться. Я обязан им жизнью, не выдавай же их и служи им, как служил бы мне».
Пока капитан говорил, Этьен успел опомниться и, убедившись, что имеет дело не с разбойниками, помог устроить раненого в конюшне, пообещал позаботиться о нас и хранить все в тайне.
Он крепко держал свое слово и скоро стал для нас поистине незаменим — то подставлял здесь лестницу, то спускал там веревку, добывал пищу и по мере сил помогал «таинственному другу» прятаться и выполнять свой долг.
Этьен обладал еще одним бесценным качеством — он и не подозревал, кто были на самом деле Питуа и Блэрио, до той самой минуты, когда маски были сорваны.
Теперь вы знаете, как я жил все это время, какие несчастья и испытания выпали мне на долю.