Банда потерпевших

– Затем, что ты держал в руках паспорт телки, – объяснил я ему. – А нам нужны только ее отпечатки.

Наконец, криминалист установил самое главное. Отпечатки на ключах и пачке юаней принадлежат одному человеку, и этот человек – Клава. А пальцы Вани только на ключах.

Я подписал постановление о возбуждении уголовного дела. К вечеру фотографии Вани и Клавы были переданы во все отделения милиции Москвы и Московской области.

А теперь – о самом главном. У меня чуть глаз не вывалился, когда я увидел в паспорте Клавы ее отчество – Ярославна. Я-то знаю, что Ярослав из Свидлова. Ну и какая тут напрашивается версия? Может, Клава ничего и не украла из сейфа? Может, Гусаков отпустил ее, узнав, что она его дочь?

Эта версия тут же отпала. Ярославу стало плохо. Лицо стало красным, появилась одышка. Пришлось снова вызвать «скорую». Врач сделала укол.

Ярослав лежал на высокой подушке, весь из себя одинокий и нечастный. Нет, так невозможно играть. Клава действительно обчистила его. Родная дочь опрокинула папочку! Туши свет! Впрочем, это пока только предположения.

Ваня

На площади Курского вокзала подходим к женщинам, стоящим с табличками в руках «Сдаю комнату».

– Нам нужна квартира, – говорит Клава.

– С таджиками уживетесь? – спрашивает одна из женщин. – Нет? Тогда вам к Марусе.

Марусей оказалась старушка, божий одуванчик. Ее квартира была совсем рядом. Красивый дом на Земляном валу, старая мебель, старые бордовые обои.

– Вы надолго? – спросила Маруся.

Клава посмотрела на меня вопросительно. Я пожал плечами.

– За неделю заплатим, а там видно будет, – сказала Клава.

Маруся достала из комода два комплекта постельного белья:

– Документики не покажете?

– Обокрали нас, – нашлась Клава. – Хорошо, хоть деньги сохранились.

– С вас тысяча в сутки.

Клава отсчитала семь тысяч.

– Позвоните, если надумаете дольше жить, – Маруся оставила номер телефона и исчезла в дверях.

Мне она показалась очень подозрительной старушенцией. Наверняка милиция держит ее на связи. Я взял у Клавы еще семь тысяч и догнал ее.

– Это вам за молчание, угу? Потом еще заплатим.

Мы осмотрели квартиру. В одной из двух комнат пианино. Клава взяла несколько аккордов. Видно, что училась в музыкалке. Ей неловко, что мы вдвоем. Мне тоже. Никогда еще не приходилось быть в такой ситуации. А впереди ночь…

После поездки я не мог есть, а сейчас захотел. Собрался в магазин. Клава смотрела на меня с тревогой. Боялась, что не вернусь. Куда я теперь денусь? Вынула из «дипломата» пачку тысячерублевок, положила на стол. Я не мог взять этих денег: у меня были свои. Я пошел к выходу. Клава следила за каждым моим движением. Успокойся, девочка. Дело сделано. Гультяев мне не простит. И Ярослав не простит. Спокойно жить в одном доме с такими врагами невозможно. Теперь мы с тобой подельники. А подельникам надо держаться друг друга.

Я почему-то совсем не жалею о том, что произошло. Наоборот, это меня бодрит. Если бы не этот случай, я бы пропал. В погоне за деньгами я бы катился дальше. А теперь… Я не могу предсказать, что меня ждет, но чувствую, что хуже не будет.

В подземном переходе подхожу к парню с картонкой «Дипломы». Спрашиваю насчет паспортов и прав.

– В принципе решаемо, – говорит парень. Тебе с проводкой по базе данных МВД или без? С проводкой дороже и дольше.

– Кроме фотографий еще что-нибудь нужно?

– В принципе ничего. Все данные заносятся со слов.

Договариваемся о встрече. Покупаю два мобильника и несколько сим-карт. Захожу в супермаркет. Набираю два пакета продуктов. Подойдя к дому, поднимаю голову. Клава машет мне рукой.

Я ем, а Клава звонит Гультяеву. Лицо у нее злое, губы дрожат.

– Кирилл, давай договариваться. Отпусти Элю, я тебе хорошо заплачу. Дай ей поговорить со мной. Я хочу ее услышать, – бросает мобильник. – Сволочь, ублюдок!

Спрашиваю:

– Отказался разговаривать?

– Нет, сказал, чтобы перезвонили через полчаса. Неужели он с Элей что-то сделал?

Будут засекать, откуда идет звонок. Похоже, Пряхин уже ищет нас.

Клава звонит в Свидлов.

– Мамочка, это я. Я сбежала, мне один парень помог. Тебя не трогают? Из прокуратуры звонили? А ты что сказала? Меня увезли в Москву. Я в Москве, мама. Но я сбежала. Если в прокуратуре хотят, чтобы я вернулась, пусть мне помогут. Сейчас позвоню Надежде Егоровне. Пока, мамулечка. Не переживай за меня.

Перед очередным звонком Клава собирается с мыслями. Говорит в трубку:

– Надежда Егоровна, это Клава. Звоню вам из Москвы. Те, кто выкрал том, продали меня и Элю в сексуальное рабство. Мы сейчас в Москве. Но я сбежала. Не знаю, что делать. То ли самой выручать Элю, то ли ждать помощи. Что посоветуете? Нет, я не могу сказать, где я. Почему не верю? Вам я верю. Просто не знаю адреса. Я могу только дать адрес, где сейчас держат Элю. (Диктует с моих слов адрес).

Клава отключает мобильник, говорит задумчиво:

– Если сегодня-завтра ОМОН не освободит Элю, значит, нельзя верить и вам, Надежда Егоровна.

Я сказал, что больше звонить с этой сим-картой нельзя. Сказал про Пряхина.

Клава нервно рассмеялась:

– Значит, нас в этой квартире засекут.