– Хотя, как ни странно, у меня нет на неё зла, – неожиданно признаётся Гусаков. – Сам виноват.
Мне вдруг приходит в голову неплохая идея. Расписка не поможет ребятам избежать уголовной ответственности. Но если написать в милицию заявление, что он, Гусаков, запамятовал, где спрятал свои сбережения, и только сейчас вспомнил… Тогда появляется надежда.
– Не получится, – говорит Гусаков. – На ключах и на пачке юаней отпечатки пальцев этой Клавы.
Меня снова осеняет:
– А вы напишите, что давали ей подержать в руках ключи и деньги. Ну, не отправлять же девчонку в тюрьму!
– Я подумаю, – обещает Гусаков.
Теперь я должен сказать неприятную вещь. Я должен сказать, что Клава отдала за Элю сто тысяч долларов. В это трудно поверить, Гусаков может подумать, что Клава хочет оставить десятую долю у себя, но это не так. Она действительно выкупила подругу за сто тысяч.
– Кому отдала? – спрашивает Гусаков.
– Какому-то Гультяеву.
Гусаков мрачно молчит. Я его понимаю: сто тысяч – тоже деньги. Но он не отказывается от обмена.
Для встречи предлагаю ресторан «Арбат». Там меня знают официанты, парни крепкие, крутые. Если Гусаков устроит какой-нибудь фокус, в обиду не дадут.
Договариваемся на одиннадцать утра.
Когда мы с Ваней сидели в кафе, позвонил Александр Сергеевич. Сказал, что договорился с Гусаковым. Надо было ехать за деньгами. Так не хотелось! Я не верила в затею с обменом. Я вообще не верю в честные сделки. В наше время кто-то кого обязательно кинет или сдаст.
Мы забрали деньги из камеры хранения, вернулись на дачу, освободились от грима и пошли гулять. Неподалеку от дачи было несколько небольших прудов. Двое пенсионеров азартно ловили мелкого карася. Вода была гладкая, как зеркало. В воздухе стоял легкий звон от летающих насекомых. Квакали лягушки. Возле берега сыграла большая рыба.
– Это бобёр, – сказал Ваня.
Действительно, из воды показалась усатая мордочка и тут же исчезла.
Я села возле воды. Ваня собрал букетик полевых цветов, протянул мне. На душе впервые за последние дни стало спокойно. Я не думала ни о том, какая я дрянь, ни о том, что нас в любую минуту могут убить. Мне впервые удалось прогнать эти мысли, я устала от них.
Ваня попросил у пенсионера удочку и стал ловить карасей.
Я спросила:
– Может, все-таки не будем делать этот обмен?
Ваня пожал плечами:
– А как мы иначе развяжемся?
Я сказала, что мы можем завязаться еще больше.
– А что мы скажем отцу? – спросил Ваня.
Я поняла, что спорить бесполезно, и ушла на дачу. Сказала, что готовить ужин. На самом деле мне нужно было подготовить сумку с деньгами.
Вечером мы с отцом крепко выпили. Отец подкидывал вопросы – я отвечал. Не знаю, что на меня нашло. Слово за слово, рассказал про то, что случилось со мной в Чечне. Про странную дружбу Пряхина с Султаном.
Отец неожиданно спросил:
– Тебя наградили?
Я удивился:
– За что? Спасибо, что не посадили. Я ведь как бы помогал «духам». «Буханку» ремонтировал.
– Выбрось это из головы, – резко сказал отец. – Ты просто выживал. Каждый человек имеет право на выживание.
– Отец, на этой «буханке» других пленных привозили. Или увозили, чтобы сбросить в пропасть.
Отец не стал дальше спорить.
– А что с этим аулом? Аул наказал?
– Понятия не имею.
– А как ты думаешь, Пряхин знал, что пленных держат для трансплантации?
Я покачал головой: откуда мне знать? Отец налил еще водки. Выпил и сказал, как бы разговаривая с самим собой:
– Нельзя нам жить вместе. Они не думают о последствиях, а мы – думаем. То, что нам запрещено, им разрешено, и наоборот. Мы слишком другие, чтобы жить вместе с ними. Слишком слабые, чтобы их изменить.
Неожиданно спросил:
– Ты ходил в детский сад?
– Ходил.
– У вас в группе кто-нибудь из детей кусался?
Я покопался в памяти. Кажется, было.
Отец продолжал:
– Знаешь, есть одна интересная теория. Ученые провели специальное обследование таких детей и установили, что никто не учил их кусаться. Они родились злобными и хищными. Так вот, о теории. Зиждется она на том, что пра-человечество прошло в своём становлении страшную стадию поедания людьми друг друга. Охотиться на себе подобных было проще, чем на мамонтов и других зверей. Это, между прочим, подтверждается каннибализмом в наши дни. По этой теории человеческий род разделился на два вида: хищных и нехищных особей. На первый взгляд, вроде бы чушь несусветная. А с другой стороны… Ты меня понял?
Я не очень понял. Мне хотелось, чтобы отец продолжал разговор. Но он
сказал, что завтра ему рано вставать.
Сегодня утром глянул в зеркало и впервые в жизни увидел, что соответствую своему возрасту. Как-то резко стал сдавать. Замучила бессонница. Никогда раньше не боялся смерти. И сейчас не боюсь. Но мысли о бренном отравляют существование.
Завтра получу обратно почти все деньги. Даже не верится, что Клава пошла на этот обмен. Значит, спокойная жизнь дороже.
Пишу расписку в получении. Ставлю подпись. Это всё, что от меня требуется. Можно, конечно, написать еще заявление, о котором просил Волнухин. Чего мне стоит.