И на дядю работать, на его обогащение, тоже не могу и не хочу.
У нас в стране так получается. Если ты не умеешь жить ради денег, то тебе ради чего-то другого и жить нет смысла. Самого себя не обеспечишь, не то, что жену и детей. Поэтому я считаю свою жизнь бессмысленной. Поэтому мне не интересно жить.
Но сейчас я собой доволен. страшно доволен. Мы летим, и нам хорошо. А представьте себе другой вариант. Я бы постеснялся отбить машину, и мы бы тряслись от холода в лесу.
Мне не нравится только, что я не знаю, как быть дальше. С Клавой говорить об этом бессмысленно. У неё мозг в этом направлении не хочет работать.
Эля для меня загадка. Бросить учёбу… Ради чего?
Хотя… Я ведь тоже бежал от Султана не в 136-ю бригаду и даже не домой к маме. Бежал куда глаза глядят, лишь бы сбежать
Элька сопела у меня на плече, а я не спала. Ночью, когда мы ехали, позвонила мама. Выспрашивала, как у нас дела. А потом выдала новость про Надежду Егоровну. Блин, как обухом по голове.
Купила я потихоньку на заправке плоскую бутылочку коньяка. Прикладывалась, пока Ваня не учуял запах. Спросил, что это со мной.
Не хочу, чтобы Ваня узнал про Мартына.
Я не очень удивилась, что Мартын и Надежду Егоровну опутал. Я знаю, как он это делает. Сначала привязывает к себе подарками, а потом своей мужской силой. Хотя нас с Элькой он своей похотью не увлёк. У него толстое, пористое, вонючее тело. Нам было по четырнадцать лет, но мы знали про оргазм по описаниям сексологов. А в жизни испытали только, когда начали друг друга ласкать в его постели. Он любил укладывать нас по обе стороны от себя. Но когда входил в раж, про всё забывал. Не замечал, что мы успеваем ласкать друг друга.
Но то, что Надежда Егоровна проявила коварство ко мне – факт. Теперь понимаю: я должна была пойти «паровозом». А она как бы не при чём. А кто велел подшить все результаты экспертиз в один том?
Ваня повернулся ко мне:
– Гаишник может учуять запах. Начнут проверять. Могут обыскать машину. Тебе это надо?
Нет, мне не надо, чтобы нашли деньги. Выбрасываю бутылку в окно. Слышно, как она разбивается об асфальт. Открываю окно, проветриваю салон.
– Что тебе сказала мама? – спрашивает Ваня.
– Потом.
Как только Ваня узнает, что у меня были отношения с Мартыном, сразу поймёт, что я делаю из него дурака. А мне просто не хотелось его огорчать. Когда в тот вечер мы легли… Короче, я сыграл боль, а под подушкой у меня была помада. Когда он кончил, я попросила его встать и потащила простынь в ванную, как бы застирать. В полумраке было видно, что простынь как бы в крови. А на самом деле то были следы помады.
Многие девчонки так делают. Не будет же парень требовать простынь, разглядывать её. Да, это обман. Но только ради того, чтобы не омрачить любовь. Женщина так устроена. Ей трудно дойти до постели с любимым человеком, не допустив ни одной ошибки, не попав ни в одну сеть. Чем она незаурядней, тем меньше у неё шансов остаться никем не тронутой. Так пишут в книгах. И я на себе испытала: так и есть!
Элька почмокала губами. Я отстранилась от неё, затекло плечо. Подружка сползла головой на мои колени. Меня бросило в жар, горячая волна пробежала по всему телу, от кончиков пальцев ног до кончиков ушей. Я закрыла глаза. Мы летели в какую-то другую жизнь, может быть, еще более опасную, чем та, которая осталась позади. Но у меня не было страха перед неизвестностью. Я боялась только, как бы не проболталась Элька. Как бы не начала интриговать против меня.
Мы доехали до Севска, «мерседес» бросили в лесу на окраине, поселились в гостинице. Взяли лучший двухместный номер, с двумя кроватями и диваном. Поели в местном ресторане, посмотрели на местном сайте объявления о продаже машины. Купили подержанную тачку. Идем в свой номер обмывать.
Клава через час засыпает. Перенервничала, не спала ночь.
Ваня ложится в свою койку, велит сторожить. Из номера – никуда!
Они спят, а я смотрю телевизор. Стук в дверь. Замираю, прислушиваюсь. Кто-то потоптался и ушёл.
Стемнело. Задергиваю плотно шторы. Номер на втором этаже: если смотреть из окна соседнего дома, мы как на ладони.
Всё равно ощущение, что на нас смотрят. Хочу погасить свет, подхожу к выключателю. И в этот момент свет гаснет сам по себе.
Бужу Ваню. Он не понимает, в чём проблема. Ну, подумаешь, нет света. А мне страшно.
– Не морочь мне голову, – ворчит Ваня и отворачивается к стене.
Я сижу в темноте, лишняя. Зачем я здесь? Ваня любит Клаву, в этом можно не сомневаться. А Клава? Я не могу ответить на этот вопрос. Я не видела, какой бывает Клава, когда любит. А теперь, когда я знаю, кто её отец… Дочери бабника трудно кого-нибудь полюбить по-настоящему. Если только существуют гены. А они существуют.
Понимаю, что жестока к ней. А она ко мне? Те проявления доброты по отношению ко мне, никак не компенсируют те несчастья, которые я по её милости переживаю.