Банда потерпевших

Ольга рассказывала, что к русским в Киргизии всегда относились лучше, чем в любой другой азиатской республике. И русские всегда этим очень дорожили. Старались во всём соответствовать. Значит, могут русские держать себя, когда это надо. Почему же у себя в России не держат? Значит, им этого не надо.

Отец настаивает на встрече с Галаховым. Он словно чувствует, что мы не успели уехать далеко от Москвы. Он только не догадывается, что мы совсем рядом с его дачей. Купили палатку, спальники, запаслись едой и стоим лагерем на Оке, ловим рыбу, купаемся, загораем. Пряхинская тачка смирно стоит в кустах

Пряхин

Допрашиваю Марусю. Старушка сидит предо мной, вся из себя жалкая, несчастная. Как там говорил Станиславский? Не верю! Вот и я не верю этому одуванчику из погорелого театра.

– Когда они поселились у тебя?

– Вчера, нет, позавчера.

– Почему сразу не позвонила? Чего ждала?

– Так ведь… звонила…никто не отвечал.

– Врёшь, старая!

– Вот, те крест! Зачем мне своим-то врать?

Мы, менты, для Маруси свои – это точно. Она была на связи еще у моего первого наставника, опера советской школы. Патентованая наседка. Подсаживали её в основном к убийцам на бытовой почве. Она их, как орешки щёлкала.

Подхожу поближе к Марусе, чтобы глаза в глаза разговаривать.

Сочувственно спрашиваю:

– Хорошо заплатили?

Что значит возраст! Тут же подламывается.

– Так ведь вы последние годы совсем не платите. А на голом энтузиазме, сами понимаете, сыт не будешь.

– Когда, говоришь, заехали?

Мнётся одуванчик. Боится правду сказать.

– Маруся, соврёшь – будешь налог с аренды квартиры платить.

– Неделю назад заселились.

Платить надо агентам, не жадничая. Об этом я постоянно говорю на совещаниях. Всё подвержено инфляции, только не информация.

– Больше ничего сказать не хочешь? Может, что-то приметила?

Маруся призадумалась. Всплеснула рукой:

– Парень совсем забурел. Смотрит – всё внутри выжигает. А девка ещё шустрее стала. Но они какие-то замученные.

Иду к своему столу. Сажусь, закуриваю. Вообще-то, я бросаю, но тут никак не могу сдержаться, волнуюсь.

– Замученные, говоришь? Это хорошо. А то, что сочувствуешь – плохо. Скольких они уже положили! И ещё положат, благодаря таким, как ты, жалостливым.

Отстегнул старушке пятьсот рублей. Её информация всё-таки сработала. Я понял Ванину суть: он – человек привычек. Такие, если бегают, то при первой возможности возвращаются туда, где уже были.

Куда же он еще раз вернётся? Это пока вопрос.

Контакт с Галаховым – вот что мне сейчас нужно! А я гонор проявил. Опер даже на нормальное самолюбие не имеет права, если это вредит делу.

Вечером я поджидал Галахова у входа в телекомпанию. Сидел в своей «шестерке», которой в обед сто лет, и слушал радио. Выступал Волнухин. Блин, какую кнопку не нажми, всюду этот говорун. Надо ж так наловчиться делать деньги языком!

Галахов вышел один, без охранника, сел в свой «джип паджеро» и покатил. Я его маршрут уже знаю. Остановился возле супермаркета. Сейчас будет накладывать в тележку разную снедь. А я подойду сзади и тихонько опущу ему в карман плаща пачку жевательной резинки. Вот будет потеха!

…Я стоял у входа в супермаркет и наблюдал разгар скандала. Галахов объяснялся на выходе из кассы. Оправдание, что это чья-то дурацкая шутка, не прошло.

Появился старший менеджер. Шустрый малый, он быстро сообразил, что может выдоить из Галахова кучу бабок, начал шантажировать скандалом в прессе.

– Плевать я хотел на твой скандал, – заорал Галахов. – Нашёл, чем испугать. Я каждый вечер скандалы устраиваю. Вся страна смотрит, разинув рот. Это я позвоню сейчас в милицию, устрою тебе скандал.

У кассы скопилась очередь. Покупатели встали на сторону Галахова, им понравилось, что он держался так же уверенно, как и перед камерами прямого эфира.

Чего я, собственно, хотел? Хотел как бы выручить Галахова. Но теперь я понял, что он бы мою провокацию сразу вычислил, и плохо было уже мне. Парень – палец в рот не клади.

И всё же мне повезло. Галахов выходил из супермаркета, говоря по мобильнику. Я моментально пристроился сзади. Слух у меня отличный.

– Завтра? – переспросил Галахов. – Отлично! Нет! С нами ведь оператор будет, камера, софиты. Давай лучше на телевизионном микроавтобусе. А в какое время? После обеда? А точнее? Договорились, Саня! Обнимаю.

Как только он назвал имя, я сразу понял: это Волнухин!

Итак, завтра они едут куда-то в телевизионном микроавтобусе после обеда. Много чего неясно, и, тем не менее, информация исчерпывающая. Если Галахов едет на съемку, то зачем он берёт Волнухина? Но оператор всё же едет, значит, это съёмка, где будет участвовать и Волнухин. И съемка эта явно не в Москве. Иначе бы Волнухин поехал на своей машине.

Меня пробирает дрожь ищейки, берущей след. Неужели и на этот раз не повезёт?

Клава

Не понимаю, зачем нам сниматься. Если бы телевидение спасло нас от тюрьмы – другое дело. Отец пытается меня переубедить. Он считает, что мы в вакууме, телевизор не смотрим, а там с утра до вечера говорят о нас, какие мы кровожадные. Галахов может это мнение развеять. Ну, развеет, а дальше что?