— В первую очередь — допрос подозреваемого. Затем опрос участников совещания, которые выходили последними. Беседа с сотрудниками телестудии — надо выяснить историю взаимоотношений Глушко и Смоленцева… — Бондарович, тоже откинувшись на спинку стула, как бы передразнивая генерала, перечислял пункты по пальцам.
— Хорошо, — генерал что-то записал себе на отдельный листок, — теперь давай впечатления.
Бондарович, испросив разрешение, закурил.
— Первым делом в Кремле меня попытался завербовать Поливода. Хотел ежечасных докладов напрямую.
По-видимому, существует открытое и скрытое соперничество между Кожиновым и Секретарем СБ.
— Что ты ему ответил?
— Отослал по инстанции, — Банда сказал это с такой интонацией, с какой отсылают «на три буквы». — Он пообещал произвести меня из майоров в капитаны.
Генерал Щербаков ухмыльнулся:
— Раз сказал — сделает. Мужик твердый. Что еще?
Бондарович вытащил из кармана маленькую коробочку и положил на стол:
— Вот это я извлек из своего домашнего телефона.
— Так это, может быть, наш жучок стоял.
— Я застукал «телефониста» во время установки прибора, — Бондарович чуть не покраснел, когда пришлось вслед за этим признаться:
— Задержать, к сожалению, не сумел, он подготовлен лучше меня.
— Не пострадал?
— Синяк на ноге, этот парень не собирался причинять мне вред, вывел на время из строя нервно-паралитическим газом.
Щербаков нахмурился:
— Я не отдавал приказа прослушивать тебя, так что это, видимо, работа Кожинова. Оперативно, — генерал покачал головой и на минуту задумался, поглядывая на «жучок». — Но раз «телефонист» вел себя в рамках приличий, то копать этот факт не будем, некогда. Как полагаешь?
Александр согласился:
— Я не стал вызывать ночью бригаду.
— Правильно. Что еще?
— Привет вам передавал, — Бондарович на секунду запнулся, — Прокофий Климентьевич.
Щербаков оживился:
— Старик Орлов? Вот это ты хорошее знакомство свел.
А говоришь, никаких результатов! С Прокофием познакомился — считай, тебя Бог отметил, — генерал не стал скрывать улыбку. — Как ты к нему умудрился попасть?
— Его внучка, Виктория Макарова, была назначена Кожиновым для координации действий с нами… Она и познакомила меня с дедом…
— Ты ее сразу так обаял? Ловок!.. Как поживает старик? Он еще меня учил следственной практике, а потом помог с кандидатской диссертацией.
— У него плохо с легкими. Сам не передвигается.
— А ум небось до сих пор на месте?.. Надо бы его навестить. Ладно, — подвел черту генерал, — слушай теперь меня. Генерал Кожинов надавил наверху, чтобы тебя вывели из следственной бригады. С завтрашнего дня ты отстраняешься от этого дела. Так что, считай, твоя просьба удовлетворена. Но сегодняшний день у тебя еще есть.
Радуйся.
— Радуюсь.
— В Кремле больше не показывайся, они с тобой разговаривать не будут. Сейчас мы вдвоем отправляемся допросить Глушко. После допроса решим, куда тебе следует двигаться в первую очередь.
Банда поднялся со стула:
— Ясно, товарищ генерал.
— Сегодняшний день — твой, постарайся накопать побольше полезной информации, — Щербаков говорил с ним примерно так, как говорил де Тревиль со своими мушкетерами. — Поехали, по дороге прочитаешь протокол допроса подозреваемого Кожиновым и экспертизу.
Выйдя из кабинета Елены Монастырской, где Виктория пробыла вместо отпущенных ей десяти минут больше получаса, молодая женщина направилась во двор и присела на лавку.
Прежде чем пойти на доклад к Кожинову, Макаровой следовало хоть немного прийти в себя, собраться с мыслями. В костюме было холодно. Хотя снег уже сошел, но конец марта в Москве — не лучшее время для прогулок.
С неба сыпалась мелкая морось, из-за угла порывами налетал пронизывающий ветер, бросая холодные капельки в глаза.
«Тушь может потечь», — с беспокойством подумала Виктория, но не двинулась с места, а только постаралась отвернуться от порывов ветра. Она закурила, пару раз щелкнув зажигалкой, достала платок и аккуратно вытерла лоб. Платок вымок, но не от мороси, а от выступившего пота.
Виктория прекрасно отдавала себе отчет в том, какую цену может заплатить за сегодняшнюю самодеятельность.
Следовало сообразить, как использовать опасную информацию, которую она сумела добыть в кабинете у Елены, — добыть на свой страх и риск. Слова Елены о том, что Смоленцева ожидал Президент, Виктория вспомнила только у Принцессы в приемной, когда размышляла о ситуации и готовилась к беседе. Поэтому Кожинову об этом нюансе ничего не было известно, и здесь Виктория чиста — не подкопаешься.