Бандеровский схрон

Он успокаивался, ровно дышал. Что делать с этими сокровищами? Да ничего, пусть лежат. Приятно жить, когда за тобой есть тыл. Будет готова новая база в Богужанах, Нестор припрячет добро где-нибудь неподалеку и вспомнит о нем, когда придется делать ноги.

Да, он награбил немало. И где оно все? Сундуки с сокровищами в землю не закапывал, в швейцарские банки переводов не делал. Все просачивалось сквозь пальцы, тратилось, спускалось на выпивку и баб. Нестор много денег отдавал в партийную кассу. Когда отправлял Оксанку с дочкой под Житомир, вручил им все наличные деньги и побрякушки, которые имел. Сколько лет служил, работал, то одним хозяевам угождал, то другим, но так ничего и не скопил.

Нестор вспомнил, как в октябре сорок первого в составе вспомогательного полицейского батальона прочесывал Львов. Работали они под началом штурмбаннфюрера СС Курта Рихтера, классического арийца и голубоглазого демона. Хватали советских активистов, комсомольцев, большевиков, евреев. Сильно не разбирались, кто тут коммунист, а кто еврей. Покажут пальцем, берешь и тащишь в грузовик, пусть гестапо выясняет. Кто сопротивляется, не хочет идти – под пулю. Их в те годы не жалели, на всех хватало. Никто, понятно, не разбирался, правомерно ли ты применяешь оружие.

Однажды Бабула и его подельники были отправлены в помпезное каменное здание, стоявшее в центре Львова. Наводка была, мол, на последнем этаже проживает большая семья богатого ювелира.

Взломали квартиру – никого. Мебель, вещи на месте, но ни денег, ни ценностей. Вскрыли все кладовки, потайные уголки, посмотрели чердак, крышу. Проверили соседей на всех этажах. Никто не прятал у себя многодетную еврейскую семью. Спустились в подвал, тоже все обыскали.

Они уже хотели уходить, и тут Бабула уловил что-то вроде кашля. Интересно ему стало. Он палец к губам приложил, снова стал тихо все осматривать и обнаружил дверцу, которая сливалась со стеной.

За ней крохотная каморка. Метр на метр. В ней каким-то чудом и уместилась вся большая еврейская семья. Муж с женой, старенькая мать ювелира и куча приплода. От шестнадцати лет и почти до ноля.

Десять человек влезли на квадратный метр! Они тесно прижались друг к другу, обнялись, да так и стояли не один час, включая крохотных малолеток.

План по отлову евреев на этот день уже был выполнен. Полицейские погнали всех во двор. Там Нестору пришла в голову идея обыскать всю компанию.

Только он ухватился за портфель, который прижимал к себе ювелир, как откуда ни возьмись появился штурмбаннфюрер Рихтер собственной персоной, в черном френче, весь отглаженный, надушенный. Полицейские вытянулись по швам, а он начал прохаживаться вдоль шеренги, уперся взглядом в портфель, вырвал, раскрыл.

Бабула успел заметить, что тот доверху набит всякими блестящими побрякушками. Как он сразу не сообразил – ювелир же! Ежу понятно, что в доме было заныкано немало драгоценностей.

У Рихтера глаза на лоб полезли, хотя он и отличался недюжинным хладнокровием. Истинный ариец на пару мгновений потерял самообладание, алчность вылезла наружу. Потом он нахмурился, захлопнул портфель, глянул свысока на обалдевших полицейских и убрался восвояси.

С какой злостью Бабула опустошал магазин! Все остальные палили по евреям с таким же остервенением. Надо же так опростоволоситься! Почему бы сразу не отобрать у ювелира портфель? Поделили бы камешки, всем по гроб жизни хватило бы!

Потом Нестор несколько месяцев кусал локти. Упустил свой шанс, растяпа!

В голове колонны раздался какой-то шум. Повозки стали останавливаться.

Бабула встревожился, нащупал автомат, спрятал рюкзак под тюки с тряпьем и начал выбираться из кибитки. Что за черт?

Эх, не поминал бы нечистого!

– Пан поручик, впереди, кажется, поляки, – взволнованно доложил Шиманский. – Пацан молодец, успел заметить. Там лес кончается, шоссейная дорога. Их четверо, минируют проезжую часть, на немецкую технику, стало быть, охотятся. Возятся, увлечены, нас не заметили. По-польски бурчат. Дорога пустая сейчас. Что делать, пан поручик? Если у немцев на воздух что-то взлетит, они облавой пойдут, и нам достанется.

– Мать их! – ругнулся Бабула. – Давайте четверо на опушку, незаметно подобраться сзади, обезвредить. Не стрелять!

– Хорошо, я понял. – Шиманский козырнул и убежал.

Эту дорогу можно было перемахнуть в два счета. Она была пустая в оба конца. До дальнего леса метров шестьсот, четыре минуты быстрой езды.

На обочине возились люди, сбились в кучку, рыли землю саперной лопаткой. Позвякивал металл. Они вполголоса переговаривались. Да, явно польские партизаны.

Хлопцы подползали к ним по высокой траве, зажав ножи в зубах.

Поляки устанавливали противотанковую мину на краю проезжей части – явно на большого зверя. Возможно, они имели информацию о движении немецкой колонны.

Поднялись четыре силуэта, бросились вперед. Хрипы, отчаянная возня. Когда приблизился Бабула с фонарем, все уже кончилось.

– Карагуля, на дорогу, – бросил он. – Смотри во все стороны.

Троих прирезали насмерть, они и пикнуть не успели.