Бандеровский схрон

Староста оказался прытким, успел нырнуть в подпол.

– Бросаю гранату, – поставил его в известность Алексей, опасливо приближаясь к люку. – Считаю до трех. Раз, два…

– Не бросайте, не надо, не убивайте, люди добрые, – на приличном русском языке пробормотал из темноты местный политический долгожитель.

– Тогда вылезай. Да без резких движений.

Староста выбрался наверх, трясясь от страха. Тщедушный мужичонка лет пятидесяти в обтрепанном пиджачке, залатанных штанах из конопляного полотна. Он нервно мялся, натягивал картуз на уши, видимо, чтобы не отобрали.

– Не стреляйте, пожалуйста.

Бойцы без обиняков схватили старосту за шиворот, пинками выдворили во двор, поставили к стенке сарая, раздвинули ему ноги, чтобы не падал.

– Целься! – приказал Алексей, и оперативники вскинули табельные «ТТ». – Именем трудового народа, по фашистскому прихвостню…

– Не стреляйте, Христом богом молю! – Мужичок рухнул на колени. – Я все скажу, искуплю, только пощадите!

Оперативники морщились, отворачивали носы. Надо же так обделаться!..

Да, это действительно была удача. Под страхом немедленной смерти Тарас Шкурко сдал всех и вся. Мол, я поддерживаю контакты с Бабулой через пацаненка, который приходит из его лагеря. Нет, не Карпуха. Степкой его кличут, сынок покойного Якова Коряка. Тринадцать лет оболтусу. Мамка его – Ганка Коряк – тоже в банде. Раньше база Бабулы действительно находилась на хуторе Рогуч, но он сменил ее после того, как распотрошил цыганский табор. Спрятался от глаз подальше. Она нынче в Богужанском лесу. Это не хутор, не постройки, а подземное городище на склоне холма. Глубокие землянки, связанные норами. Поляки рыли, потом бандиты постреляли их всех. В городище с хутора Нестор перевез Ганку Коряк, ее сынка Степку. Ганка еду готовит, обстирывает банду да ночами Бабуле скучать не дает. Степка по окрестностям шмыгает, вроде разведчик. Кто заподозрит мальца? Он не знает точно, сколько у Бабулы сейчас штыков. Примерно тридцать. А может, двадцать.

– Проведешь нас на базу, – приказал Алексей.

– Только не казните! – Староста снова рухнул на колени. – Не знаю я, где она. Только так, со слов пацана. Не рассказывал он, а я там не был никогда. Они это в тайне держат. Я правду говорю, пан капитан. – Староста снова залился слезами.

Это было похоже на правду. Такому ничтожеству Бабула никогда не откроется.

Алексей досадливо поморщился и спросил:

– Что случилось с Яковом Коряком, хозяином хутора? Только правду говори! – Он вдавил ствол в горло старосте.

Тот стал мягким, как суконная тряпка, и торопливо забормотал:

– Я ни слова не вру, пан офицер. Яшку Нестор убил и его люди. Они выследили, что тот крысятничал, несколько мешков муки хотел втайне от Бабулы на базаре продать. Его подкараулили в лесу. Нестор крепко осерчал и своими руками прикончил Яшку. Это мне Богдан Клычко по секрету рассказал, когда самогонки тяпнул. Он был при этом, все видел. Труп потом на базу привезли, сказали, что партизаны напали, порешили Яшку. Ганка, может, и не поверила. Но что ей с этого? От Бабулы все равно не уйдешь. Да и Яшка ей уже надоел до смерти своими заскоками, а Бабула мужик видный, хоть и бандит.

– Минуточку. – Алексей нахмурился. – Бабула порешил отца Степки, но малец продолжает состоять у него в услужении, по лесу шмыгает?

– Да не знает Степка, что Нестор его батьку пришил. Поверил в партизан. Да и мамка в этом его убеждает по наущению Бабулы. Я же вижу, когда прибегает. Он злой очень, ругается на большевиков, убивать их хочет. Так и говорит, всех бы порешил за батьку к той-то матери. Он отца любил и уважал, хоть тот и был заразой конченой.

Вот это уже было более чем интересно.

Капитан сжал старосту за ворот так, что тот чуть не задохнулся, приставил пистолет ко лбу.

– А вот теперь, господин староста, решается главный вопрос: жить тебе или умереть. Когда придет Степка?

– Сегодня после заката. Он всегда забегает в понедельник и пятницу.

Капитан задыхался от волнения. Только бы не спугнуть удачу!

Стемнело, природа погрузилась в тишину и покой. Где-то за околицей лениво ухала сова. Лунная дорожка бежала по бурьяну от леса к селу.

Шевельнулся кустарник, дрогнул плетень. Через него перемахнул худенький человечек. Мальчишка пробежал по дорожке к дому, поскребся в дверь. Староста открыл, пацан вошел в хату.

Борьба была яростная, он визжал, пытался вырваться. Файдулин получил царапину на запястье, Малашенко чуть не остался без уха. Перепуганному пацану было без разницы, что откусывать!

Его втолкнули в комнату, в которой предварительно замкнули ставни, загородили проход. Он выл от отчаяния, метался, колотил кулаками по воздуху. Потом съежился в углу, поджал колени, смотрел волчонком.

– Наигрался? – вкрадчиво осведомился Алексей.

Это был обыкновенный пацан – драные штаны, башмаки, плотная рубаха, подпоясанная бечевой. Веснушки, уши торчком. Гонора ему хватало, но и страх терзал.

Особой жалости к этому бандеровскому выкормышу Алексей не испытывал. Не такой уж маленький, понимает, что творит.