Бандитские повести [СИ]

Никогда не понимал для чего люди заводят детей. Продление рода — ничтожное оправдание. Дети — это всего лишь бегство от одиночества. Иллюзия тепла и подобие любви. Возможно, просто не существует других способов привязать к себе человека и заставить его испытывать чувство ответственности и заботы о тебе, кроме как произвести его на свет. Но даже это зачастую не срабатывает, привязанности не получается, ответственность и забота растворяются в мировом эфире. Вот для чего меня заводил мой отец? Неужели лишь для того, чтобы пару раз в год презентовать мне мешок подгнившей картошки?

— Ваня, я здесь! — он стоял у центральных ворот вещевого рынка и махал мне рукой.

Неторопливой походкой, глядя себе под ноги, я направился к нему.

— Привет! — протянул ему руку.

— Здорово! — пожал он мою и постарался улыбнуться. — Как дела?

— Ничего, нормально.

— Чего так легко одет?

— Весна…

— Ну, ё-моё, холодно ещё! На голову чего-нито надел бы уж.

Я усмехнулся про себя. Вот только тебе и только сейчас не хватало проявлять внимание к моему здоровью.

— Пройдёмся по рынку? — предложил он.

— Тебе чего-то надо?

— Да, ботинки хотел посмотреть.

— Я думал, сразу в гараж пойдём.

— Да в гараж тут пятнадцать минут идти! Успеем, куда нам торопиться.

Пришлось согласиться. Мы прошли через ворота и двинулись вдоль бесчисленных рядов с товаром.

Отец ушёл из семьи, когда мне было восемь. Четырнадцать лет после этого я его не видел. Он жил где-то в Казахстане, вроде бы женился там, вроде бы завёл детей и вроде бы тоже бросил их. Ещё я знал, что он два или три года сидел за кражу с предприятия технического спирта. Когда мне исполнилось двадцать два, Лёша — а называл я его только так — вдруг навестил нас с матерью. Вероятно, он имел какие-то намерения на воссоединение с ней, но мать его отшила. На пару лет он снова исчез из моей жизни, а года три назад появился опять — причём с семьёй. Семья эта состояла из жены и двоих детей-подростков, мальчика и девочки. Я так до сих пор и не знал, родные ли это его дети — и соответственно мои сводные брат и сестра — или же он взял свою новую жену уже с детьми. Спрашивать его об этом мне не хотелось, да и не особо сильно меня это интересовало.

С тех пор мы встречались один или два раза в год, как правило для того, чтобы Лёша смог порадовать себя отсутствующей — в чём я ни минуты не сомневался — отеческой заботой, дать мне кулёк картошки, пучок лука или стакан клубники с собственного огорода. Иногда щедрость его доходила до того, что он с широкого барского плеча дарил мне рублей сто пятьдесят или двести. Все эти веяния шли не от него, а от его жены, которая видимо стеснялась, что у её мужа есть взрослый сын, на которого её супругу глубоко насрать. Вот и на этот раз она позвонила мне и тихим застенчивым голосом предложила встретиться с Алексеем для того, чтобы он помог мне с продуктами и передал хранящийся в гараже, специально приготовленный для меня мешок картошки. Встречаться с Лёшей мне до ужаса не хотелось, но перспектива сэкономить сотню рублей оказалась при моём нищенском положении чересчур заманчивой — и я согласился.

— Как дела-то у тебя? — не глядя на меня, задавал мне вопрос Лёша. В руках он вертел ботинок.

— Нормально, — ответил я.

— Работаешь?

— Работаю.

— Где?

— На себя работаю.

— Ого! Дело что ль своё открыл?

— Репетиторством занимаюсь.

Лёшины губы расплылись в снисходительной улыбке.

— Репетиторством… И хорошо выходит?

— Так себе. Но концы с концами свести можно.

— Да уж, — глубокомысленно надул он щёки. — Разве только концы с концами.

Ботинки, которые он рассматривал, ему не приглянулись. Мы отошли к другой палатке.

— У тебя как дела? — спросил я, чтобы придать нашим вымученным фразам подобие степенной беседы.

— Да всё по-прежнему. Работаю. Машину вот обновил недавно — «десятку» взял, посмотришь на неё в гараже. Хорошо бегает, я доволен. Ну а так что ещё? Валька девятый класс закончила, Серёга седьмой. Привет тебе передавали. Спрашивали, чего не заходишь.

— Спрашивали, чего не захожу? — удивлённо переспросил я. — Надо же. Неужели действительно спрашивали?

— Ну а что? — нервно и как-то испуганно посмотрел он на меня. — Думаешь, не могут спросить?

Я притоптывал, стоя рядом. Начало апреля стояло прохладным, я замерзал понемногу.

— Да уверен, что не могут! — выдал я ему ответ.

Целую минуту, а то и две Лёша морщился и отчаянно вертел в руках очередной ботинок. Судя по всему, мой выпад оскорбил его до глубины души и вывел из равновесия. То ли с горя, то ли для того, чтобы быстрее закончить наше свидание, он взял и купил эти ботинки.

— Ничего вроде, да? — угрюмо и вроде бы риторически спросил он меня, расплачиваясь за них.

— Говно, — сморщился я. — Два раза надеть.

Лёша от моих слов ещё более погрустнел и разозлился — хотя и старался сдерживать себя — а вот продавщица обуви, толстая краснолицая баба тут же заверещала:

— Что вы такое говорите! Что вы хаете! Вещь хорошая, а сами не знаете и хаете! Все берут и довольны, и минимум год носят.