Бандитские повести [СИ]

— Знаешь, Ань, а ведь в этом огромная сила — вот так идти и не подчиняться предупреждениям, игнорировать все прогнозы и знамения, просто идти и идти. Появляются сомневающиеся, рефлексирующие — а ничего, а всё равно истлеют они в своих тщетных сомнениях, всё равно перемелются под топотом этого неумолимого движения. Вот как я. Сижу, злорадствую, негодую — а кто меня замечает? От меня никакого вреда — отвечаю я тут же, в этом высшая польза — но разве это ответ. Бездействие никогда не воспримут за поступок. Только движение, только толчки, только удары — бессмысленные и бестолковые, но сильные, явные — только их сочтут за проявление деятельности, а значит и найдут им оправдание. Все изверги рода человеческого находят себе оправдание, ко всем их действиям можно подвести спасительную нить обоснований и осмыслений. А что тихие онанисты, что в них людям, кроме нежелания принимать общие правила игры, которое никто и никогда не оценит, потому что вспоминать будет некого и некого оценивать — не запоминаются их имена.

— Хорошо, ты советуешь мне действовать. Что-то делать, как-то извиваться, но что, но как? Счастливая семейная жизнь — это действие? Неприметная, никого не волнующая, ни твою избранницу, ни твоих детей жизнь — это действие? Мне хочется, ужасно хочется сказать себе «да», но я не могу это сделать. Потому что не вижу я в ней действия, не вижу я в ней толчков и продвижений, не вижу душевного удовлетворения. Ты можешь возразить, что его и вовсе в природе не существует, но это не так. Может быть и не оно само, не в своей явной сути, не своим ясным образом, а лишь подобием своим, тенью, но оно витает среди людей. Оно живо, оно одаривает запахами, оно рисует силуэты свершений и побед, оно есть, чёрт возьми! И что же, в тишине, размеренности и скуке есть удовлетворение? Ты думаешь? Возможно, возможно…

— Ну хорошо, говоришь себе, да, движение, да энергия, но что в реальности? Как, каким образом? Взрывать бомбы? Убивать людей? А что, это вариант. Убивать неразумных людей, учить их уму-разуму. Вот вам, человечишки, наказание от одного из действующих! Вот вам сладкая и возбуждающая месть от одного из отвергших вашу неразумность! Ты смогла бы? Вот так взять и заложить бомбу. Видеть, как она разрывается в клочья, а вместе с ней разрываются несколько десятков случайных людей — клочки одежды, кусочки мяса, капли крови. Возбуждающе, чёрт возьми! Ты смогла бы? Или втыкать нож в чью-то плоть — одним взмахом, коротким движением — жах, и он уже там, в теле, и прорывается дальше, вглубь. И человек оседает на землю, и смотрит на тебя испуганным и непонимающим взглядом, и ты не пугаешься этого взгляда, он тебе безразличен, ты абсолютно и бесповоротно убеждён в собственной правоте. Смогла бы?

— А вот я знаю, что не смог бы. Потому и сижу, голодный и нищий, в вонючей малосемейке без единого просвета на что-то лучшее. На семью, на любовь, на мало-мальски приемлемую работу, но иллюзию тишины и счастья. Сижу и загниваю. Растекаюсь. Теряю осмысленность и подобие разума.

— Ты знаешь, те, которые ведут за собой других — они уже взорвали свои бомбы, они уже воткнули свои ножи в невинного и случайного человека. Пусть они не совершали это в реальности, пусть на их ладонях нет отпечатков человеческой крови, которые может рассмотреть каждый — в глубине себя, в своих страшных и клокочущих душах они делали это не раз, и делали словно наяву, словно за этими убийствами не могло произойти ничего другого, словно это конец. Они совершали это внутри самих себя и совершенно отчётливо, осознанно переступали черту, которая отделяла их от всех остальных. Наверное, в этом сила, в этом упоение, счастье — сделать этот шаг, отринуть все догмы, которые сдерживают тебя и пуститься в свободное плавание, наедине с самим собой и своей выжигающей нутро идеей, своей манией.

— И сожаление опускается мне на плечи, жалость к самому себе, что не тот я, что не смогу повторить подобное, что не смогу переступить черту — но и радость, Аня, ей-богу радость! Какое-то облегчение чувствую я, некое подобие умиротворения, и понимаю, что глупо это и ничтожно, что признание поражения это, причём признание окончательное и бесповоротное, но от ощущения этого всё же тепло в груди. Странно, да?..

— Может просто есть осознание, понимание, которое спрятано где-то далеко внутри, что есть и другая возможность, другое знание, другой шаг — просто не известен он пока ни мне, ни кому другому. Что, если действительно есть?

— А, Аня?

6