Банк

– М-да, любят тебя люди, – обнаружил неожиданную наблюдательность Керзон. Они ввалились в объемистый его кабинет, уставленный в отличие от прочих тяжелой антикварной мебелью. – Они ж не знают, кем ты оказался на самом деле.

– Палыч, не заносись на поворотах, – миролюбиво приобнял его за пухлое плечо Забелин. Но Керзона как раз и понесло.

– Экое благородство! Каплун, идущий на риск во имя другого. Да это все равно что Ионеско, пишущий методом соцреализма. – В банке шло повальное увлечение абстрактной драматургией. – Цирк они устроили. От должности его освободили. Отдался – так чего уж темнить? Тем паче цена не хилая – за восемь миллионов льготного кредита да особнячок – богатое отступное.

Он подышал, успокаиваясь.

– А ты мудрым оказался, Палыч. И – чего не думал – верток. Год сидели в одном кабинете, всем делились, а вот – не думал.

– Сам-то уверен, что не ошибаешься? Ведь сколько раз бывало, когда обрушивались мы на Второва. А потом – туман рассеивался, и кто прав выходил? Может, и впрямь в тумане то видит, что нам недоступно. Стратег-то он, чего говорить, каких мало.

– Да при чем тут это? Разве я против Папы? Это у него – кто не со мной, тот против. Вот и окружился шушерой. Разваливается банк. Папа его и рушит чем ни попадя. Славку Бажаева выгнал. Тот ему за три года половину Питера окучил. Каких клиентов отстроил. И мало – выгнал. «За появление на работе в нетрезвом состоянии». Менеджера высшего звена, который десятки миллионов банку принес, он как загулявшего слесарюгу… Да, пьет мужик. Так он и три года назад пил, а дело делал. Теперь в «Онэксиме» пьет. Треть сотрудников и чуть не всю клиентскую базу с собой увел. А Знайка этот откуда объявился? – Он ткнул в стену, за которой размещался кабинет Покровского. – Ты-то помнишь, какие у нас инвестиционщики были. Прибыли какие бешеные приносить начали. Так посмели, видишь ли, от тех прибылей процент попросить. Выпер всю команду. Другие тут же приголубили. А банк года на два отбросило. Вот цена решения. А ты говоришь? А управленец и вовсе никакой. Нам-то руки связал, а самого на все не хватает – не прежний банчок, вот и мечется. Да ты глянь только, на кого он нынче ставит.

Керзон протянул новый список высшего менеджмента.

– Сказать тебе, сколько вице-президентов развелось? Пятьдесят! Вдумайся. Не знаю, было ль у Наполеона полстолько маршалов. Знаковая, доложу, гигантомания. А ведь каждому из нахлебников этих себя оправдывать надо. ЦУ вниз спускать. Стало быть, аппарат под себя отстраивать. Фонды, лимиты. Да кто ж такие издержки выдержит. Приглядись, кто на первый план выползает. Дипломаты, замминистры бывшие. Нужные людишки. Для чего только? Или вот – неплохие спецы, но легкие, на спекулятивных операциях взросли. А банк – это… Во! – Он ткнул в овальный стол, подобно гигантскому пауку раскорячившийся на восьми гнутых дубовых лапах. Вот Папа! – Керзон с силой застучал по массивной крышке. – А вот это, – пнул ногой по одному из оснований, – мы. А теперь давай уберем эти и подставим вон те… – И он, испытывая удовольствие от удачно найденного образа, показал в угол, на застекленный журнальный столик с изящными витыми ножками. – Ничего не скажу – красивые. А только рухнет стол-то. Хоть пятьдесят ставь. То-то!

Керзон расстроенно перевел дыхание.

– Не ко времени сдал ты нас, Палыч. Ослабли мы. Савина затравили – увольняется, двоих сместили, чистит Папа кадры к совету. Уж и сам попасть к нему без записи не могу. Зато Покровский не вылазит. Стратегствуют.

– Вот на совете и схлестнетесь. Рублев человек мудрый. Глядишь, там страсти и поумерит. Палыч, дорогой! Тебе ль хандрить? Ведь какой маховик раскрутили. Теперь чтоб развалить – никакого тола не хватит. Разве что атомной бомбой. Ну ошибется Папа. Не впервой. Так набьет шишек и никому, конечно, ни в чем не признается, но сам же и подправит.

– Наивняк. Иль притворяешься? Да что теперь? – Керзон как-то обмяк, и напористая полнота его сразу стала выглядеть усталой рыхлостью. – В общем, если совет не поддержит, сам подамся отсюда.

– Уж ты-то? Какой без тебя банк?

Образ тучного, насмешливого добряка, с момента зачатия банка с мягким бесстрашием оппонировавшего Папе, казался неразлучен с самим Второвым.

– А что я? Ты-то вот соскочил. А тоже вроде был не из последних. Да нет, сам банкир, понимаю – всему есть цена.

– Что ж ты по мне как по вражеской территории? – Забелин, не имея больше выдержки выслушивать упреки от человека, чье мнение привык почитать, решился рассказать ему правду, но Керзон требовательно остановил: