Банк страха

Вначале многие иракцы рыдали, даже те, кто при жизни Правителя ненавидели и боялись его. Им казалось, что внезапно рухнул столб, поддерживавший шатер небес. У них закружилась голова; было непонятно, как жить вне того иллюзорного мира, который сотворил Правитель. Для них он был всеми четырьмя сторонами света. Целое поколение людей каждое утро видело его лицо на первой странице газеты. Каждый вечер по телевидению шло нескончаемое кино, запечатлевавшее каждое его движение, каждое шепотом сказанное им слово. Его портреты благоговейно развешивали на стенах домов, магазинов, школ и учреждений по всей стране. Правитель был вездесущ и неотвратим, как солнце и луна. И вот его не стало.

Потом людей охватила ярость. Первой их жертвой стал огромный, в четыре этажа, портрет Правителя в военной форме на главной площади Багдада. Толпа собралась около полуночи, когда новость уже распространилась по городу и прошло оцепенение. Первый смельчак набрался храбрости кинуть в гигантский портрет камнем, но камень ударился в доску рядом с усами Правителя, не причинив никакого вреда. Толпа затихла: он жив! он неуязвим! Моментально вернулся страх, и толпа отпрянула назад. Тогда другой человек, видимо самый храбрый, воспрял духом и с криком запустил в портрет Правителя бутылкой с бензином. Бутылка ударилась в эполет на военной форме и взорвалась. Тогда через толпу полетела вторая бензиновая бомба и взорвалась на подбородке Правителя, потом еще и еще одна, и вот портрет уже горел в десяти местах. Вся площадь словно осветилась огромной свечой. «Хаджиз аль-кхауф инкисер» («Стена страха сломлена»), — говорили люди друг другу. Толпа вновь с криками ринулась вперед; так звери, выпущенные из клетки, в момент освобождения в ярости оскаливают зубы. Бурлящая волна накатила на портрет Правителя. Распевая единым хором, люди разломали деревянный каркас, поддерживавший массивную конструкцию, и набросились на ее опоры с топорами, лопатами и кирками, чтобы вырвать их с корнем. На площадь вдруг влетел большой грузовик, вихлявший из стороны в сторону, и, разогнавшись, врезался в гигантский плакат, как таран, потом еще раз и еще, и наконец портрет рухнул в центр площади, словно объятый пламенем погребального костра.

Это яростное осквернение образа Правителя только разожгло буйство толпы. Люди хлынули на соседнюю площадь, где стоял еще один массивный портрет Правителя, на сей раз в наряде арабского всадника. Из толпы снова полетели керосиновые бомбы, воспламенившие изображение Правителя. И опять этот грузовик протаранил горящий плакат и обрушил его на землю. К рассвету в городе, где портретов Правителя было больше, чем светофоров, не осталось стоять ни одного.

В ту первую ночь ярости никто не задавался вопросами, откуда взялись бензиновые бомбы, или кто начал стрельбу на улицах, или каким образом появился этот огромный грузовик — как раз вовремя, чтобы довершить разрушение. Люди рассудительные могли бы себя об этом спросить. Но в эту ночь огня, когда прошлое предстало перед иракцами в пламени и дыму, такие вопросы казались лишними. Куда делась секретная полиция, до того прочно державшая невидимый кинжал у горла нации? Что стало с армиями информаторов и провокаторов? В Ираке было четыре секретные службы, которые контролировались соперничающими членами семьи Правителя и шпионили как за простыми людьми, так и друг за другом. Где они были в ту ночь? На какие скрытые рычаги они нажимали? Кто отдавал приказы — оставаться в казармах или маршировать по улицам? В состоянии исступления это казалось не важным — ведь Правителя не стало!

На следующее утро в парке Заура на шаткой скамейке сидел араб средних лет, лицо которого было испещрено отметинами от прыщей. Кожаная фуражка, надвинутая на лоб, и большие, как у мотоциклиста, темные очки плотно закрывали его глаза, и только самый осведомленный знаток иракского двора смог бы узнать в нем двоюродного брата покойного Правителя — Османа Баззаза. Сидя на скамейке, он изредка поглядывал на стеклянное здание ресторана, известного под названием «Багдадская башня», которое возвышалось над парком наподобие разукрашенной новогодней елки. Он делал вид, что читает газету, но было ясно, что он кого-то ждал. В этот час парк был почти пуст. Казалось, весь Багдад отсыпался после бурной ночи.