Решение принимают такое: младшего оставить в коляске, а старших вместе уложить в кровать. В том, чтобы не кормить грудью, есть существенное преимущество - бургундское вино прямо из бутылки, когда сидишь в кособоком стуле в двух куртках и смотришь на заснеженный шпиль Эйфелевой башни, словно выдавленный из баллончика со взбитыми сливками. Всего за вечер Париж превратился в пряничный городок с праздничной открытки: запахи посыпанных сладкой пудрой вафель и мятного масла, пар изо рта перед лицом.
Скотт обхватывает ее ступню, растирая ее большим пальцем.
- Не замерзла?
- Это же я в твоей куртке, а не ты, - Малия подтягивается к нему и проводит рукой по его щеке. - Знаешь, о чем я думала? Как мы ездили в Target посреди ночи и спали на пляже. Это было всего-то пять лет назад.
- Ты хоть раз думала, что у нас могло их не быть?
- Да, а ты?
- Тоже. Никто не говорит, что все это так будет.
- Да вроде и говорят, но ты думаешь, у меня-то все будет по-другому, не так, как у них, - Малия надкусывает макмаффин с яйцом. - Это нормально, что меня раздражают чужие дети? Наши мальчишки другие, - рассуждает она.
- Это потому что они наши, - отвечает Скотт и прижимает ее к себе.
========== от двадцати пяти до пожизненного (Тео, Кора // ангст, хёрт-комфорт) ==========
eminem - 25 to life
Только смеркается, но заволоченные сухим дымом и бумажными пакетами из-под попкорна улицы Кервилла уже час как наводнились клонами Принцессы Леи и Фредди Крюгера. Тео приходится резко дать по тормозам, когда перед дымящимся капотом его подержанного «корветта» проскакивает ребенок лет восьми. Вот ведь урод! Подвеска проскрипывает так натужно, что вся округа оборачивается и думает, не конец ли света нагрянул, когда только отлил за грузовиком, а ту суку упекли в тюрьму - по всем каналам показывают! Малолетнего сына да ножом… А тут Хеллоуин и кукурузу варят студенты на подработке в костюмах добрых клоунов. И что, что выручка под залог - на пакет гашиша, а карманы университетских толстовок набиты «Сникерсами» и вишневыми блесками для губ, натыренными в «Сэвен-Илэвен»?
Тео сплевывает в окно и поворачивается к парнишке, пристегнутому ремнями к соседнему сидению. В руках недоеденная лепешка с цыпленком, смуглая шея под шнурком с крестиком вся в песке. Четырехлетний пацан, которому за радость местное кафе-мороженое и старый добрый папка, только и мечтавший хоть раз свозить сына к морю.
Парню это не впервой - ночевки в машинах и поездки на окраину Кервилла вдоль пустых полей цвета подгорелого тоста. Каждый раз, когда отец мальчишки шел на ринг, Тео вез его в одно и то же место. Туда, где он мог получить блинчики на завтрак и нормальное детство. Она была не против и кормила их своим чили. И порой, когда он заталкивал в рюкзак деньги, полученные за бой, и ел паршивый чили где-то на границе, он чувствовал смутную тоску по тому, чего никогда не знал: по дому.
- Сегодня у бесплатной няньки выходной.
В дверях появляется и прислоняется к косяку, вытянув руку, чтобы не дать ей захлопнуться, Кора. В обрезанных до шортов джинсах и мужской футболке.
- Ты не можешь приезжать сюда всякий раз, как тебе выпускают кишки. У меня тут не клиника сестер милосердия, - она складывает руки на груди и окидывает взглядом его окровавленную бочину.
- Я мелкого привез, - Тео оборачивается на Лито, который сидит в «корветте» с кетчупом над верхней губой и ощупывает руками игрушку из «Хэппи Мил», как делает со всем, пытаясь определить, как это выглядит.
Он знает, что Кора поняла: нет больше у парнишки отца, вот он, какой есть - назавтра в соцопеку и никогда уже не поедет с папкой на море.
**
Тео уже точно и не помнит, когда они познакомились. Года два назад, на семейной вечеринке по случаю дня рождения очередного сына Скотта, куда тот позвал его вместе с малышом Данбаром, просто потому что к слову пришлось. Тео не собирался идти. Кора тоже. Так они и оказались вдвоем на заваленном кучами сухих листьев заднем дворе с тарелкой сливочных пирожных и в колпаках с щенками из «101 далматинца» - единственного мультика, который Тео правильно назвал в викторине, потому что сестра в детстве пересматривала его каждый день.
У обоих была достаточно паршивая жизнь, чтобы на детском празднике пить пиво и отмораживать задницы в алюминиевых садовых стульях, пока в доме играли в «твистер» и забивали желудки стряпней Мелиссы МакКолл. Она дала ему понять, чтобы не приближался к детям - помнила, что он сделал в старшей школе, и не собиралась ему этого прощать. Да Тео и сам не думал: для тех из детей, кто уже перерос младенческий возраст и вовсю читал стишки на стуле, он был дядькой откуда-то из Техаса. А где этот Техас - никто, кроме пятилетней умницы Стилински, и не знал.
Есть вещи, ждать которых приятно и которых ждал он тогда, - например, когда он вернется в Техас и на мордобое в Кервилле забудет и сто одного далматинца на одноразовой посуде, и дом, заполненный всем, чем обычно заполняют его семьи, и свое детство, когда его, шестилетнего, бросила мать. Она не была ни красивой, ни доброй, но он любил ее. И Малию он тоже любил.