Банкир

Лететь сейчас в Румынию с больным сердцем и зная о том, что у его фирм кончились деньги, он никак не мог. Не находил он сил и для того чтобы вылететь в Тюмень, несмотря на всё более панические и даже истерические звонки из тамошнего филиала банка и из одной из нефтяных фирм. «Отжимают бизнес! Проверками не дают работать! Хотят разделить акционерную компанию! Возбудили два новых уголовных дела! Если срочно не перечислите указанные суммы, мы вынуждены будем объявить себя банкротом…»

Может, в этом и решение? Если требуют разделить компанию – разделим и продадим часть или всю нефтянку?

Наиболее тяжкие проблемы – Алексей чувствовал – у него были всё-таки в Москве, и поэтому, чтобы бежать от них, он в конце апреля вылетел в Тюмень.

Тюмень – небольшой городишко на реке Туре, притоке Тобола. Городок весь какой-то уютный, дореволюционный, греется словно кот на солнышке, безмятежный и домовитый. Пятиэтажки здесь – послевоенной советской постройки, того стиля, который кажется сегодня милым и человечным, что ли. Примерно как здание той школы, в которой учился Антонов.

Всё в Тюмени кажется давно устоявшимся и традиционным, от старомодных скамеек до кустов сирени и черёмухи под окнами этих пятиэтажек.

Находится городок Тюмень на широте Москвы, и никаких сплошных белых ночей летом или, наоборот, арктической тьмы зимой здесь нет и в помине. В такое же время, как в Москве, восходит солнышко, в такое же – садится. Правда, часовой пояс сдвинут, но это ведь говорит отнюдь не о разнице климата. Климат меняется при движении не с востока на запад, а с юга на север. Езжай к югу, и солнце будет всё дольше стоять в зените и печь на манер Африки; езжай к северу, и солнце, наоборот, будет всё скупее подниматься над горизонтом. Но до настоящих северов от Тюмени так же далеко, как от Москвы.

Нефтяных вышек вблизи Тюмени Антонов тоже не наблюдал, и почти единственной приметой углеводородной специализации казался ему огромный железнодорожный узел Тюмени, где скапливается, сортируется, проталкивается дальше невероятное количество нефтяных цистерн – того самого, в чём и транспортируется по суше чёрное золото (кроме нефтепроводов, конечно).

Кстати, даже этот железнодорожный узел с размножающимися в дурную бесконечность блестящими рельсами – как дерево с одинаково ветвящимися боковыми сучьями – показался Алексею прошлым летом спокойным и умиротворённым.

Поодаль жарились на солнце цепочки опалового цвета цистерн с подтёками нефти на их круглых боках, а здесь, где он шёл через рельсы, как и в европейской России, сквозь смуглый от ржавчины щебень прорастали стебли жёлтого шпорника, цветки его медово сквозили на солнце. Рельсовая сталь блестела поверху, переходя ниже в коричневый цвет и покрываясь корой, шероховатой, как на древесных сучьях, – и такой дрёмой веяло от этих рыжих шпал, рельс и болтов с большими гайками, точно не было нигде ни войн, ни кризисов, ни даже лязгающих составов, а только вот эта с порхающими над ней бабочками обожжённая солнцем ржавая благодать.

В Тюмени сохранились целые улицы старого дореволюционного города, с двухэтажными, какими-то игрушечными купеческими особнячками, крашенными почему-то в разные оттенки тёмно-розового. Но и строительство новых высоток тоже избегало чисто белого, держась всё больше кремовых, тёмно-красных и даже коричневых тонов.

Тюменский аэровокзал когда-то напомнил Антонову московскую столовую средней руки, да и сейчас ненамного расширился. Антонов прилетел сюда со своим седовласым, солидным замом Зарудным: Сергей Петрович Зарудный был его правой рукой в банке, но, кроме этого, он ещё был и профессиональным нефтяником, без которого Антонов и не мечтал что-то решить или даже понять в делах принадлежащих ему нефтяных фирм. И во время перелёта Москва – Тюмень, да и позже, Алексей не мог не удивляться невозмутимости Зарудного, который всё больше напоминал ему фельдмаршала Кутузова: не только шрамом на пухлом лице, но и этим спокойствием, которым, говорят, Кутузов больше вдохновлял войска, чем если бы привёл с собой новые свежие корпуса.

…Ведь он знает положение «СвязьИнвестБанка», как он может быть столь безмятежен? Зарудный, конечно, кое-чего не знал; может быть, в этом и было всё дело…

Их встретили в аэропорту руководители здешних фирм и сразу начали как-то раздражённо отворачиваться, угадав смятение Антонова. А он был в полной панике, ибо, не имея денег, почти единственное, что он мог здесь предпринять, было – погнать в шею этих начальников, в том числе и тех, кто его встречал, – но он был не в силах не только сделать это, но даже подумать об этом. Его мелко и противно трясло – то ли всё ещё с того похмелья, то ли теперь уже вообще навсегда.

Он сбыл Зарудному Кречмара, наиболее ядовитого здешнего босса, директора принадлежащей «СвязьИнвестБанку» фирмы под незатейливым названием «Тюменьнефтегаздобыча», а сам поехал с директором «Сургутинвеста» в его офис, находящийся в другой части города. Заставил себя молчать, хотя Сонкин уже в машине начал жаловаться, как не даёт работать прокуратура: