Жан-Мишель Девиолен, инспектор лесов, являвшийся родственником жены Дюма, просил имперского графа, генерала Пилля, о назначении небольшой пенсии Мари-Луизе Дюма, поскольку «долгая болезнь генерала поглотила те скудные сбережения, которые у них были», и тоже получил отказ. В итоге заботу о Мари-Луизе и ее детях были вынуждены взять на себя старики Лабурэ.
Александр Дюма рос ребенком сообразительным, но непоседливым и озорным. Чтение и письмо он освоил еще в юном возрасте, выработав при этом замечательный прямой и ровный почерк. При этом буквы он украшал разнообразными завитушками, виньетками и сердечками, что с точки зрения графологии прямо указывает на некоторое тщеславие. А вот в математике он успехов добиться так и не смог, до конца жизни не продвинувшись дальше умножения.
Мать пыталась учить его и музыке, но потерпела полное фиаско — Александр был совершенно лишен слуха и не мог ни петь, ни играть на музыкальных инструментах. Зато в 10 лет он увлекся физическими упражнениями, фехтованием и стрельбой. А затем выяснилось, что, несмотря на отсутствие слуха, он прекрасно чувствует ритм. Дюма стал неплохим танцором.
Дома он проводил мало времени, предпочитая веселую компанию сверстников, с которыми бегал в лес охотиться, ставить силки, играть в дикарей и дружить с браконьерами. Вообще-то браконьерству он и сам был не чужд, что привносило некоторое разнообразие в рацион семьи Дюма. Как раз в это время скончался его дальний родственник, аббат Консей, завещавший ему стипендию в семинарии. Юноша должен был получать ее при поступлении. Вдовствующая генеральша Дюма, которой не столь уж и легко было прокормить, одеть и обуть двоих детей, попыталась уговорить Александра стать священником, и тот даже согласился, но…
Получив от матери 12 су на покупку чернильницы (такой, какая была у всех семинаристов), сын бравого генерала накупил на эти деньги колбасы с хлебом и на трое суток скрылся в окрестных лесах, где все это время охотился на птиц.
Вернувшись на четвертый день домой, он не только не получил ремня, но и был обласкан натерпевшейся страха матерью, которая поклялась никогда больше вопрос о семинарии не обсуждать. Впрочем, учиться было все равно нужно, и Мари-Луиза Дюма определила своего сына в местный колледж аббата Грегуара.
Добрый падре относился к ученикам вполне лояльно, но с Александром ему пришлось намучиться. Несмотря на беззлобность и отходчивость, необыкновенная гордыня Александра постоянно приводила к конфликтам со сверстниками и преподавателями. Он был очень тщеславен и дерзок, к тому же будущий знаменитый писатель не отличался прилежанием. Кроме того, юноша отчаянно прогуливал занятия, в теплую погоду пропадая все дни в лесу, где любил охотиться.
Конечно, такое «образование» мало что могло дать. Александр освоил только азы латыни, грамматики да усовершенствовал свой почерк. Что же касается молитв, которые входили в обязательную программу обучения, он смог осилить только три классические: «Pater Noster», «Ave Maria» и «Credo» («Отче наш», «Богородица» и «Верую»).
Мать его, женщина скромная и работящая, с радостью узнавала в подрастающем Александре (в 10 лет мальчик выглядел на все 14) его отца, такого же необузданного и добросердечного дикаря, которого она некогда полюбила и которому стала достойной подругой жизни. Несмотря на скромность, она отнюдь не была робкой домохозяйкой, о чем свидетельствует следующий случай.
В 1815 году два французских генерала, участвовавших в заговоре против Людовика XVIII, братья Лальман, были арестованы жандармами Вилле-Коттре и заключены в тюрьму города Суассона, чему безумно обрадовались жители Вилле-Коттре, традиционно поддерживавшие Бурбонов.
Госпожа Дюма была до глубины души возмущена оскорблением, что было нанесено военным, которые носили те же эполеты, что и когда-то ее муж. Она немедленно позвала к себе сына и сказала ему примерно такие слова: «Мой мальчик, мы сейчас совершим поступок, который может нас жестоко скомпрометировать, но в память о твоем отце мы обязаны сделать это».
Они прибыли в Суассон, где Александр пробрался в камеру к генералам, чтобы передать им золото и пистолеты. Впрочем, братья от этой помощи отказались, поскольку им было известно о скором «втором пришествии» Наполеона, и они были уверены в своем освобождении. История показала, что они были правы.
После Ста дней Бонапарта и восстановлении короля Людовика XVIII в своих правах Мари-Луиза Дюма решила держать совет с сыном. Ее волновала проблема, стоит ли Александру принять фамилию, на которую он имел полное право, — Дави де ля Пайетри. Вместе с титулом маркиза она открыла бы ему новые возможности в жизни.
Однако Александр подумал и отказался, решив, что предаст память отца, если изменит свою фамилию. К тому же деда он совсем не знал, всю свою жизнь общаясь лишь с родственниками матери, и это была еще одна причина, по которой он не хотел называться Дави де ля Пайетри.