Банкротства

Пьеса произвела на слушателей хорошее впечатление, однако же они не могли вот так, запросто, взять и принять без нареканий произведение молодого и никому не известного автора, тем более, что «Христина» и впрямь не была лишена недостатков. Совет постановил пьесу принять, но отдать на доработку опытному автору, на которого театр мог положиться. Выбор пал на мсье Пикара, автора огромного количества комедий, пользовавшихся несомненным, хотя и недолгим, успехом.

Впрочем, Дюма на оговорку о доработке внимания не обратил. Еще бы! Ему всего 26 лет, а его пьесу уже собирается ставить «Комеди Франсез»! Было от чего потерять голову. Через неделю, правда, он чуть было не потерял ее от огорчения. Пикар пьесу «зарезал», дав ей самый нелестный отзыв.

Не зная, что делать, Дюма снова обратился к барону Тейлору, и тот снова оказал ему помощь: он добился повторной читки пьесы, на сей раз направив ее Шарлю Нодье. На следующий день барон продемонстрировал Дюма рецензию, сделанную Нодье на первой странице рукописи. «По чести и совести заявляю, что "Христина" — одна из самых замечательных пьес, прочитанных мною за последние 20 лет». И пусть Дюма не обладал тем поэтическим талантом, что его друг и ровесник Виктор Гюго, зато он своими произведениями гораздо лучше мог увлечь зрителя.

Прослушав пьесу еще раз, совет вновь принял «Христину», и вновь с условием. Дюма вместе со старейшиной театра, мсье Самсоном, должен был внести в пьесу ряд исправлений, что и было исполнено.

Актеры начали репетиции, но света рампы «Христина» в этот раз не увидела. Неприятности начались с противостояния Дюма и мадемуазель Марс, являвшейся полновластной хозяйкой «Комеди Франсез» и грозой всех авторов. Актриса была уже немолода (хотя и выглядела очень хорошо) и консервативна; сделав карьеру в трагедии, она просто не могла играть драму. В «Христине» ей пришлось бы рвать на себе волосы, валяться на коленях, рыдать и вопить, что она считала дурным вкусом. Марс предложила Дюма сделать несколько купюр и слегка переработать ее роль, на что Александр, считавший свою пьесу верхом совершенства, ответил отказом. В свою очередь мадемуазель Марс на репетициях начала попросту манкировать неприятные ей реплики, упрямо заявляя суфлеру, что Дюма все-таки переделает роль. Что по этому поводу думал сам Дюма, ее ни в малейшей мере не интересовало. Стоит ли говорить о том, что такое противостояние отдаляло премьеру?

^{Александр Дюма в 1855 году (Фотограф — Феликс Надар).}

Тем временем совет «Комеди Франсез» принял к постановке еще одну «Христину», принадлежавшую перу поэта и бывшего субпрефекта, мсье Бро. Поскольку тот был уже при смерти, совет решил дать старику порадоваться перед смертью и поставить сначала его пьесу. Тут Дюма, несмотря на всю его заносчивость, даже и не думал возражать. В конце концов, он был молод, а Бро доживал последние дни. К тому же его «Христина», после посредственной пьесы Бро, смотрелась бы шедевром драматургии. Но тут «Христину» закончил Сулье, и «Одеон» активно начал готовиться к ее постановке, а это делало постановку Дюма уже просто смешной. Он плюнул в сердцах и забрал пьесу. Впрочем, ей это пошло только на пользу, поскольку Дюма продолжал ее дорабатывать.

А между тем Александру были очень нужны деньги. Ведь на новом месте он получал меньшую зарплату, а ему еще приходилось содержать мать и жену с ребенком. Он обратился за советом к друзьям, хорошо разбиравшимся в театральной жизни, и те порекомендовали ему написать прозаическую драму с главной ролью специально для мадемуазель Марс, что он счел замечательной идеей. Выбрать тему вновь помог случай.

В кабинете одного из своих сослуживцев Дюма увидел книгу известного историка Анкетиля, открытую на странице, где рассказывался исторический анекдот из жизни знаменитого герцога Генриха де Гиза.

Де Гизу однажды донесли, что его супруга, Екатерина Клевская, наставляет ему рога вместе с фаворитом короля Генриха III, Полем де Коссадом, графом де Сен-Мэгрен. Шашни жены его волновали мало, но все же герцог решил наказать изменницу.

Ранним утром он явился в спальню супруги, держа в одной руке кинжал, а в другой кубок. Предъявив жене обвинение в неверности, он поинтересовался, предпочитает она умереть от кинжала или от яда. Та рыдала, валялась у супруга в ногах, но суровый герцог был непреклонен. Тогда Екатерина собралась с духом, взяла у него кубок и выпила отраву. Однако яд не действовал. Через час довольный донельзя Генрих де Гиз успокоил жену, сказав ей, что в кубке был обычный бульон.

Зато с Сен-Мэгреном обманутый муж обошелся не так милосердно. По приказу Гиза его вскоре убили прямо на одной из парижских улиц.