Баопу-Цзы

Во-вторых, "Баопу-цзы", несомненно, произведение высокой китайской словесности, написанное умелым стилистом, превосходно владеющим всеми нюансами древнекитайского письменного языка. Иногда, с нашей точки зрения, Гэ Хун излишне пышен и велеречив (особенно в переполненных метафорами и сложными параллелизмами разделах, посвященных описанию Дао-Пути и космического порядка вообще), но таков уж был тон и дух той эпохи, породившей стиль, известный среди китаеведов под названием "лю-чаоское барокко". При этом, надо отметить, Гэ Хун с избытком искупает эту лексическую и стилистическую избыточность в других разделах текста, где его язык становится достаточно строгим и прозрачным.

В-третьих, это, безусловно, произведение художественной прозы, сыгравшее свою роль в формировании китайской повествовательной прозы малых жанров (сяо шо), прежде всего новелл об удивительном (чуань ци). И в этом отношении "Баопу-цзы" Гэ Хуна стоит в одном ряду с такими памятниками той же эпохи, как "Записки о поисках духов" Гань Бао и "Новые речи, в свете ходящие" ("Ши шо синь юй") Лю И-цина. "Баопу-цзы" весь пронизан включенными в него сюжетными повествованиями, тем, что современные китайцы называют "гуши" (история, рассказ), описаниями неких "случаев из жизни" (обычно волшебного или фантастического характера), структура (а часто и содержание) которых вполне аналогичны структуре новелл Гань Бао. И эти "истории" и "анекдоты" придают ученому трактату дополнительные прелесть и обаяние.

Кому Гэ Хун адресовал свое произведение? Совершенно очевидно, что не практикующим даосам, посвященным в те тайны алхимии и магии, которые Гэ Хун только слегка приоткрывает перед читателем. Думается, что Гэ Хун предназначил свое сочинение людям своего круга — аристократам южного Китая, далеким от даосских таинств и потому нуждающимся в объяснении довольно элементарных вещей. Именно такой аристократ, видимо, и скрывается за маской господина "Некто", который задает свои вопросы Гэ Хуну, а подчас и спорит с ним. Скорее всего, Гэ Хун надеялся, что его трактат привлечет восточноцзиньскую аристократию к даосизму, чтобы люди из ее числа, имеющие "кость бессмертных" (то есть те, которым на роду звезды написали принципиальную возможность стать бессмертными) и некоторую начальную информацию, могли обратиться к подлинному даосскому учителю и под его руководством начать серьезную регулярную практику. Таким образом, "Баопу-цзы" оказывается на поверку раннесредневековым "научно-популярным" сочинением, излагающим для знатных профанов основы даосского учения в привычной им манере и приемлемым для них языком. Но этим трактат Гэ Хуна ценен и для нас, ибо какой эзотерический текст стал бы объяснять такие подробности и общеизвестные (для даоса, разумеется) моменты, какие терпеливо растолковывает своим читателям Гэ Хун? Надо сказать, что расчеты Гэ Хуна во многом оправдались и "Баопу-цзы" стал одним из немногих средневековых даосских текстов, вошедших в круг чтения китайских ученых, интеллектуалов и эстетов.

Весьма любопытной особенностью "Баопу-цзы" является то обстоятельство, что нигде в "эзотерической" части Гэ Хун даже словом не обмолвился о триумфально шествовавшем тогда по Китаю буддизме. В "экзотерической" части (25-я глава) один раз буддийские монастыри упоминаются, но только для того, чтобы осудить порчу нравов: в древности благовоспитанные женщины сидели дома, а нынче бродят по базарам и буддийским монастырям! Вот и все. Видимо, Гэ Хун не относился к буддизму всерьез, не считал его потенциальным соперником даосизма, не проявлял к нему ни малейшего интереса и просто игнорировал индийское учение, чуждое ему по своему духу и сути. Однако уже очень скоро буддизм и даосизм вступают в теснейшее взаимодействие, и этот весьма существенный момент не был предугадан Гэ Хуном.

Здесь не место подробно описывать содержание "Баопу-цзы": сказанного вполне достаточно, чтобы знать, чего ждать от текста, а остальное читатель имеет возможность узнать из самого памятника, впервые публикуемого в русском переводе[2].

О переводах "Баопу-цзы"