Бар на окраине

Но коренастый Федор не дал разговору затянуться и, едва я оказалась в телеге, с силой дернул за поводья. Лошадь резвым шагом пошла по скрипучему снегу.

— Обязательно приеду! — крикнула я, глядя вслед оставшейся на уголке Анне Филипповне, а ее машущая маленькой ручкой фигурка становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла на горизонте.

Минут через пятнадцать лошадь свернула в сторону от леса, и вдалеке показалась деревянная станция со знакомой надписью «Левкое…о». В утреннем свете была видна покрывающая здание облупившаяся синяя краска.

— Ну бывай, что ли… — хмуро произнес Федор, привезя меня прямо к дверям.

— Спасибо вам большое, — поблагодарила я, спрыгивая на землю.

Лошадка скромно потупила глаза, а кучер, насупившись, пробурчал:

— Деда нашего в список внесите. Крылов Спиридон Лукич. Но-о, пошла!..

— Скажу… — кивнула я, окончательно смутившись, и телега, развернувшись, поехала назад, к синему лесу, и вскоре скрылась за поворотом.

Проводив ее долгим прощальным взглядом, я уселась в подошедшую электричку.

…И вновь я сидела одна в пустом вагоне, глядя в окно и слушая льющиеся из наушников песни. Но на этот раз вместо глухой тьмы за окном проносились бескрайние белые поля, очерченные на горизонте высоким лесом.

А где-то там, в маленькой деревеньке, на самой ее окраине, добрая одинокая старушка кормила свою козу…

ГЛАВА 43

Я смотрела в прозрачное окно, а в глазах вставали картинки Левкоево — синева дальнего леса, бескрайнее снежное пространство перед ним, добрый и умный взгляд лошади и тающая в утренней дымке тонкая фигурка старушки… В этот ясный утренний час, в забытом богом уголке, вдыхая полной грудью напоенного чистотой воздуха, впитывая кожей рассветное солнце, я почувствовала себя почти счастливой. Откуда-то повеяло детством, и словно не было никаких призраков, голосов, вещих снов… Словно и бара не было — это легкое утро стерло его из моего сердца.

Но по мере приближения к городу взгляд мой невольно тяжелел, а в душу вкрадчиво вползала и все крепче обвивала ее тоска. И вот, наконец, электричка резко затормозила, я спрыгнула на запорошенную снегом платформу маленького вокзала, увидела здание кассы и кривой столб погасшего фонаря и в тот же миг почувствовала, что мой праздник кончился.

Он остался там, в Левкоево — затерялся среди густых высоких сосен, когда Федор, высадив меня у станции, позабыл оставить мне это зыбкое ощущение счастья и увез его в своей телеге — праздник, где душа вырвалась из мрачных объятий бара и вдруг словно взлетела, на миг прикоснувшись к солнцу.

Сгорбившись, я зашагала через сугробы и спустя полчаса уже бросила рюкзак в прихожей своей квартиры, не раздеваясь прошла в гостиную и устало плюхнулась в кресло девятнадцатого века.

Потом, не имея терпения подогревать воду, налила себе холодного чаю и стала думать, что же делать дальше.

Аркадия я не нашла. И разгадать оставшиеся неразгаданными предсказания до грядущего вот-вот Рождества мне уже не удастся.

И новых предсказаний, которые могли бы пролить на будущее какой-то свет, тоже уже не будет.

А значит, надо опираться на те, что есть, и — смотреть в оба глаза и слушать в оба уха…

Послезавтра, как обычно, в начале десятого я должна быть в баре.

Сердце тоскливо сжалось. На мгновение даже пришла малодушная мысль — а ну его, того, второго! Почему я из-за него должна так терзаться и даже, возможно, рисковать своей жизнью?!. В конце концов, какое мне до него дело?.. Я сама по себе! Я сама устроилась на работу в этот бар, и сама, не спрашивая ни у кого разрешения, просто не поеду туда, и все.

Ни послезавтра, и никогда более.

А вместо этого я куплю билет до Трансильвании и укачу на все каникулы.

Но, думая об этом, я знала, что не смогу так поступить.

Поэтому только тяжело вздохнула и допила холодный невкусный чай до самого донышка.

Послезавтра еще так далеко… — горько успокаивала я себя, глядя на веселые огоньки, бегающие взад-вперед по обвитой гирляндой красавице елке.

Однако не успела я и глазом моргнуть, как календарь на стене уже сиял цифрой «три» в красном окошке, а день неумолимо клонился к закату.

В 21.00. я вышла из такси и, дрожа от надвигающегося страха, медленно двинулась к маленькому, будто игрушечному теремку.

В 21.01. я, нервно куря, стояла на пороге бара.

Сейчас я открою дверь, и меня крепко обнимут мохнатые черные лапы, по узкой лестничной спирали они затянут меня в глубокий подвал и растерзают…

Такие оборотни… такие оборотни… — горячо запульсировала в голове строка из книги.

Глубоко, судорожно дыша, я прислонилась спиной к стене и постояла так немного, пока не унялась дрожь.

В 21.09. я открыла дверь бара. Воздух показался мне душным, и на миг закружилась голова.

Они там, внизу, в своих истинных обличьях…

Поджидают меня…

Ладони вспотели и стали прилипать к перилам. Пол скользнул из-под ног…

— Осторожней, — кто-то поддержал меня за локоть, я повернула голову и увидела Вовку.

Он был не в шкуре медведя, а в своем черном жилете с лиловой окантовкой.