Барабан бьет атаку

Тот кивнул и отвернулся. Последний раз окинул холм внимательным взглядом. Десятка три набил, не меньше. Не все убиты, но полного счастья в жизни никто не обещал. Старые навыки не пропали. И от глупости испоганившей всю жизнь бывает польза. Надо ж было понадеяться заработать на войне. Осколок и получил в подарок от ихнего султана. А от своего короля пенсию, на которую мышь не проживет. Руки с ногами на месте, чего казну пустошить.

А пулемет хороший. Конечно, не «Остин», но даже удобнее. С сошками – это хорошо придумано.

А главное, подумал, поднимаясь и взваливая на плечо оружие, десять с лишним килограмм не пушинка, зато не проблема одному таскать. Вот с патронами хуже. При таком темпе еще один подносчик необходим. Барри уже собрал пустые ленты и нетерпеливо пританцовывал. Пора уносить ноги.

* * *

– Вот это? – спросил бригадный генерал Бакли с изумлением, рассматривая небольшую повозку, запряженную понурой лошадкой.

– Бричка, – с удовлетворением, что вспомнил правильное слово, изрек его адъютант майор Бендинг.

Неказистая лошаденка со смиренным видом обернулась и посмотрела на бригадного генерала. Тот без проблем догадался, о ее неуважении и желании сделать смачную гадость. В отличие от механизмов лошади с собаками его всего крупно недолюбливали.

Позже оказалось, что в очередной раз не ошибся. Она то норовила еле передвигать копыта, то без всякой причины изображала испуг и неслась по дороге, норовя наехать колесом на камень. Повозка при этом тряслась и жалобно стонала. Ощущение – в любой момент развалится.

– Ничего более подходящего не имеется, – твердо заверил капитан Джилли. – Могу пригнать парочку тяжеловозов, из обоза. Вид у них еще тягостнее.

Офицер был явно не из тыловых кадров. Вместо длинного ряда орденов полученных за угождение начальству в далеком от фронта учреждении, на груди сиротливо присутствовала медаль «За заслуги». Форма заметно потертая, лицо загорелое до черноты под горным солнцем и как положено уважающему себя боевому офицеру не особо стеснялся.

– Беру на себя роль возчика, – предложил Тругг.

В разномастной компании военных в своем гражданском пиджаке и отглаженных брюках, он смотрелся крайне странно. Каким-то неподдающимся объяснению способом Гран Тругг выглядел франтом даже в середине сезона дождей, сидя в залитом грязной жижей окопе посреди джунглей. С другой стороны он, не являясь военнослужащим, никогда долго не задерживался в одном месте. Достаточно предупредительное отношение со стороны высокопоставленных офицеров помогало обеспечить относительный комфорт.

Гран Тругг еще до Фадзийской войны был известным художником и его пейзажи ценились знатоками. По сплетням вдовствующая королева и сам король приобретали анонимно некоторые полотна. Гостей в личные дворцовые покои допускали с большим разбором и Бакли лично подтвердить всеобщее убеждение не мог. Во всяком случае, художник не бедствовал и жил достаточно зажиточно.

Тем более странным смотрелось его обращение к старым знакомым помочь увидеть своими глазами происходящее за морем. Оба его брата служили в армии, но почему-то Гран возжелал присутствовать в Корпусе морской пехоты.

От командующего пришло разрешение свободного перемещения в войсках, но без казенного жалованья. Так и остался художник исключительно гражданским человеком, но кто ж из нормальных людей откажется накормить и показать происходящее? Каждому лестно попасть на картину и остаться в века. Это вам не новомодная фотография в черно-белом цвете и нередко отвратительно смотрящаяся, а в короткие сроки желтеющая.

Тругг стремительно эволюционировал из пейзажиста в баталиста и мариниста. Серии его картин, рассказывающие о восточных странах, боевых действиях, морских и сухопутных сражений привлекли на выставки огромное количество народа. Балинскую посетило почти полтораста тысяч человек, десятки тысяч приходили во многих иностранных столицах, куда он ездил с показом по приглашениям.

Дело в том, что он отнюдь не следовал обычным шаблонам. Дым разрывов, героические солдаты и полководец с вдохновленным лицом на переднем плане отсутствовали. Чаще всего обычные и от этого берущие за душу жизненные сюжеты. Не прославление побед, а скорее осуждение жестокостей сопровождающих кровопролитие.

Глядя на серию, изображающую раненых и госпиталь как-то незаметно очередной посетитель получал огромную дозу пацифистких настроений и неприязненное отношение к бессердечным полководцам. Зрелище отрезанных ног у палатки доктора и вид реальных человеческих страданий нешуточно впечатлял. А множество лиц в военной форме противоборствующих армий навевали уважение к честно исполняющим долг, независимо от подданства.