— Вы, вероятно, большой маг и чародей… — уважительно протянул эрцгерцог.
— А то! Знал бы ты, как я на складе чудодействую… — Палваныч зажмурился, переживая накатившие воспоминания о лучших своих махинациях.
Раздалось тихое «бух!». Вернувшийся черт выглядел смущенным.
— Товарищ прапорщик, задание выполнено наполовину, — жалобно проверещал он. — Графиня обнаружена, но не доставлена.
— Почему?
— Она находится в одном из старых гномьих убежищ. На нее наложено изощренное тюремное заклятие. Я не способен его преодолеть.
— А кто, если не ты?! — Палваныч прищурился. — Послушай сюда, пятачкастая морда. Я не злопамятный, но ты ловко исправляешь этот мой недостаток. Сначала ты проваливаешь мероприятия по поиску всяких людей и кобеля в башмаках, теперь ты не способен снять заклятие… Ты по жизни черт или кто?
— Вы, — пискнул Аршкопф.
— Ты это я?!
— Никак нет. Вы спросили, кто, если не я. Я ответил, что вы.
— Поясни, рядовой.
— Моих сил не хватает на преодоление наложенных на графиню чар. Я слишком молод и неопытен. А вот поцелуй человека, который ее любит, разрушит заклинание лучше любого магического воздействия!
— О, блин, сказки Пушкина. — Прапорщик почесал затылок. — Не брешешь?
— Честное чертинятское! — Палваныч обернулся к эрцгерцогу:
— Карта есть?
Через минуту Дубовых изучал диспозицию. Его заинтересовал своеобразный «цветок»» образованный государствами, окружавшими Драконью долину. Она была центром, от которого отрастали «лепестки»-королевства. Дробенланд был на западе, севернее находился Дриттенкенихрайх, на северо-востоке располагался Наменлос, еще восточнее — Вальденрайх, на юго-востоке — милитаристический Труппенплац. [32]
Между Труппенплацем и Дробенландом раскинулось темное пятно — Черное королевство.— Ну, что ж… Так я себе это всё примерно и представлял, — изрек прапорщик тоном старого штабного волка. — Ефрейтор Аршкопф, где подземелье Белоснежки?
Черт ткнул острым коготком почти в центр Труппенплаца.
— Значит, нам туда дорога, — резюмировал Палваныч.
Ранним утром, после трехчасового сна, Дубовых покинул пещеру Страхенцвергов.
Над Драконьей долиной светило неизменное солнце. Редкие перистые облака, вытянувшиеся по ветру, напоминали прапорщику следы реактивных самолетов, отчего пробивало на легкую ностальгию. Обойдя озеро и удалившись от шумящего перед пещерой водопада, Палваныч попал в вековой лес.
Дубовых шел на юго-восток, сверяясь с картой эрцгерцога. Шагалось бодро, и к полудню путник дотопал до местечка, которое было отмечено как Драконий Университет. Россыпь гигантских камней образовывала подобие арены, окруженной трибунами. Прапорщик пробрался между гладкими валунами и подсмотрел за научным диспутом.
На трибунах возлежали двенадцать драконов — почтенных старейшин. Чешуя на их коричневых телах выцвела, крылья обветшали, а здоровенные, размером с киоски Роспечати, головы покоились на плитах — дряхлые шеи уже не могли подолгу удерживать на весу лучшие мозги драконьей расы.
— Слово предоставляется профессору Гроссешланге, — изрек самый древний ящер, председатель ученого совета,
Профессор с кряхтением поднял одну из голов и переложил ее в центр арены, на каменный куб, служивший своеобразной трибуной,
— Кхе-кхе, — дымно прочистил горло Гроссешланге. — Уважаемые коллеги! Я всё еще считаю первоочередной задачей выработать четкую позицию по поводу грядущей людской войны…
— Мы уже обсуждали этот вопрос, коллега, — прохрипел ближний к затаившемуся Палванычу дракон. — Нас не интересуют мелкие страстишки двуногих.
Ученый совет одобрительно зашумел. Председатель вскинул хвост и обрушил его на гранитную плиту. Удар получился громким.
— К порядку! — призвал ученых председатель. — Продолжайте, профессор.
— Спасибо. К сведению почетного собрания, нам грозят не «страстишки», а опустошительная война, ставящая под угрозу целостность ткани нашего мира! Это будет крупнейшая катастрофа, какой не бывало в последние… в последние… — Гроссешланге задумался, копаясь в памяти.
Он закатил глаза, потом сомкнул веки и замер.
— Он что, опять заснул? — раздались голоса мудрейших драконов. — Безобразие!
Другие высказывались по существу:
— Но у уважаемого Грорсешланге должны быть серьезные причины для разговоров о нарушении целостности ткани мироздания!.. Нельзя допустить панику и смятение в нашем обществе! Предлагаем разбудить коллегу для объяснений!
— Если этот старый хрыч заснул, то это на…
— Тридцать тысяч лет! — изрек Гроссешланге, открыв глаза. — Последние тридцать тысяч лет не случалось катастрофы, сопоставимой с грядущей! Люди и так злоупотребили открыванием прохода между мирами! Здесь уже бродят пришельцы из иных миров, понимаете! И это не самое страшное…
«Ексель-моксель, — подумал прапорщик, — это же про нас с Лавочкиным!»