От того, что телеграмма пришла на адрес Фаберовского, а не в консульство, куда Владимиров ходил теперь читать письма из Парижа, дыхание у Артемия Ивановича перехватило и он прохрипел:
– Вы что, обо всем рассказали Пёрду?
– Я даже не поведал ему о том, что пан раздел ирландцев и хотел спустить их белье на барахолке. И о том, что пан через Батчелора изъял за последний месяц из оборота моего сыскного агентства сумму в тридцать фунтов, а последнее жалование, как я сильно подозреваю, я получил из собственного кармана!
– Тогда о чем же телеграмма? – еще больше струсил Артемий Иванович.
– Вот, возьмите и прочитайте, – Фаберовский отдал Владимирову бланк телеграммы. – Рачковский сообщает об отъезде доктора Роберта Андерсона с Парижу в Лондон. Я навел справки и выяснил, что Андерсон действительно прибыл сегодня в Лондон.
Его возвращение министерством свидетельствует по крайней мере о нежелании Монро продолжать эту игру. Ему хочется все закрыть. Не сдаст ли он нас с потрохами?
– Господи, это конец! Мы пропали! – Артемий Иванович снял с носа пенсне и осенил себя крестным знамением. – Теперь доктор Смит расскажет Андерсону о нас с вами! А из-за меня вы не сможете жениться на Пенюшке!
– Жениться-то мне всяко придется, если не удастся вернуть документы. Лучше возложить на себя цепи Гименея, чем пеньковый галстук на шею. А вот жить по человечески с Пенелопой, если пан что-то сотворил с ней, я не смогу.
– Да не, ничего, – успокоил поляка Владимиров. – Вам понравится.
– Послушайте, пан Артемий, – проговорил Фаберовский, ударяя при каждом слове кулаком по столу и вызывая жалобный звон посуды. – Завтра вечером я пригласил к себе на спиритический сеанс мистера Лиза и пан должен присутствовать на нем. Поэтому сегодня я воздержусь от рукоприкладства. Но после сеанса я не обещаю со своей стороны подобного самообладания.
Ранним воскресным утром Батчелор отправился пешком по пустынным улицам в Олдгейт. Он отправлялся на Хатчисон-стрит. Там в номере первом проживал мясник на скотобойне при Большой синагоге, Иосиф Леви. Дом был большой и шумный, как и положено еврейскому дому.
Иосифу Леви было уже под пятьдесят, он был стар и опытен в жизни и Талмуде. Он сидел за стаканчиком вина, отдыхая от субботнего безделья. Голопузая еврейская девочка, сверкая грязными пятками, подбежала к отцу и сообщила, что к нему пришел важный господин. Но Иосиф Леви не бросился гостю навстречу. Он знал: важный господин никогда не принесет в еврейский дом ничего хорошего. А стоит ли спешить навстречу плохому?
На примере своего молодого друга Лавенде он в который раз убедился, что не стоит.
Батчелор вошел в комнату, оглядывая ее убогое убранство, и брезгливо сел у стены на краешек скамейки.
– Господин хочет что-то от бедного еврея? – спросил Леви, поднимая глаза на рыжего сыщика. – Сейчас всем что-то нужно от нас. Если комиссар полиции плох, бьют нас. Если блудницу зарезали – опять бьют нас. Если камень падает на кувшин – горе кувшину, если кувшин падает на камень – горе кувшину. Всегда горе кувшину.
– Вы сами во всем виноваты, кувшины обрезанные. Возьмите, к слову, своего приятеля Лавенде. Хотелось же ему самому совать голову в петлю!
– Но я же говорил ему: еврею лучше ничего не видеть, чем видеть то, что делают христиане.
– Так вы знаете, кто был убийцей?
– Я вас не держу за идиота, молодой господин, и вы меня не держите за это! Откуда старый еврей может знать такое?
– Я говорю о том, что не худо бы и молодому Лавенде рассуждать так же. Он только делает хуже себе.
– Если бы только себе! Майор Смит арестовал наших резников при синагоге, ребе Дэвидсона и ребе Якобса, и отобрал у них ножи, чтобы послать их полицейскому хирургу. Что понимает хирург в наших ножах! Но он сказал, что таким ножом не могли зарезать ту женщину. Об этом даже пропечатали в газете, все блага на голову этому доктору Бонду! Всю неделю мы боимся за свои жизни и своих жен. Сегодня утром Иосифу пришло письмо такое, что волосы с него встают дыбом! Убийца пообещал отрезать ему уши и прислать их бедной Рейзл. Она вздрагивает теперь при каждом звуке! А убийца? Он пообещал выпотрошить его!
– Вы еще можете помочь Лавенде, – сказал Батчелор.
– Разве можно помочь еврею, если еврей глуп на всю голову и не может сам помочь себе! – в сердцах воскликнул Леви.
– Ну да, как сказано в вашем Евангелии: врач, помоги себе сам. Что вы плюетесь, старая калоша! Стоит вам и вашему приятелю Харрису сказать в прессе, что не только вы, но и Лавенде видели не более, чем спину мужчины, как ему перестанут верить.
Леви укоризненно покачал головой и отвернулся от сыщика:
– Куда старому еврею лезть в газеты! Я скажу об этом Харрису, когда он привезет мне мебель для моей дочери Голды.