Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

– Конечно! Мне сегодня сказали, что мистер Бойз нашел на одной из стен туалета в Гилдхолле написанное тем же почерком, что и опубликованные в газетах письма, послание: «Я – Джек Потрошитель и намереваюсь совершить очередное убийство в Адельфи-Арчез в 2 часа утра». Убийца добавлял, что пошлет уши убитой комиссару полиции Сити.

– И чем же убийца написал на стене? – спросил Артемий Иванович.

– Фу! – фыркнула миссис Реддифорд. – Свинцовым карандашом. А ваш грязный лавочник заслуживает хорошей порки за свою лживость! Уайтчеплу вообще не место на карте британской столицы, потому что там живут одни отбросы общества, подонки и негодяи, всякого рода евреи, ирландцы и индусы. На днях я прочитала в «Таймс», что убийца использует специфически восточные методы при совершении преступлений. Он действует, опьяненный своим опиумом, гашишем или джином, и под влиянием всей этой восточной заразы жаждет резни.

– Учитывая, что на востоке не пьют спиртных напитков, какой джин имеется в виду? – спросил поляк.

– Иногда вы просто несносны, мистер Фейберовски. Но не можете же вы не согласиться с передовицей в том же номере «Таймс», что быстрота, с которой совершены преступления, противоречат английскому флегматическому характеру!

– Вы никогда не задумывались, миссис Реддифорд, что среди русских эмигрантов много врачей? И причиной быстроты, о которой вы говорите, является не темперамент убийцы, а то, что континентальные врачи мало знакомы с анестезией и для них быстрота произведения операции имеет первостепенное значение? Мне кажется, что убийства – дело рук русских нигилистов, которых полно в Уайтчепле и которые достаточно хорошо организованы, чтобы скрыть все следы от полиции.

– Сэр Чарльз Уоррен тоже считал, что единственным логическим заключением в отношении убийств может быть то, что они совершены тайным обществом, – миссис Реддифорд встала с дивана. – Но теперь он сомневается в этом, потому что ему кажется, что надпись на Гоулстон-стрит сделал кто-то, кто пытается дискредитировать евреев и социалистов или еврейских социалистов.

– Мне очень жаль, что вы уже уходите, – сказал Фаберовский и мгновенно подал миссис Реддифорд ее накидку.

– Но я еще ничего не рассказала вам о собаках! – удивленно и даже обиженно взирая на поляка, воскликнула старая дама.

– А что с собаками?

– Еще в четверг Скотланд-Ярд известил одного собаковода из Скарборо, некоего мистера Брафа, о необходимости привезти в Лондон собак для выслеживания Уайтчеплского убийцы. Этот Браф специализируется на разведении и дрессировке ищеек, его питомцы неоднократно побеждали на выставках. Сегодня вечером он вместе с собаками должен прибыть в город и убийца будет в руках у полиции!

Гостья вовсе не собиралась уходить, она лишь хотела взять свою трубку из ридикюля, лежавшего на столе, но делать было уже нечего и потому она, поблагодарив за прием и распрощавшись, удалилась, оставив в комнате свой непереносимый запах, который до самого утра не мог выветриться, несмотря на настежь открытые окна.

– Я долго ждал момента, когда ее можно будет выставить, не портя с ней отношений, – пояснил Фаберовский, посадив миссис Реддифорд в кэб и возвращаясь в гостиную. – Пусть лучше думает, что я тупица и невежа.

– Никто и не думает, что вы тупица или невежа, – подобострастно сказал Артемий Иванович, выбираясь из-под пледа. – Вы человек проницательного ума и тонких душевных качеств. Мне об этом и Пенюшка сказала. Она такая душка. Но Асенька лучше, – поспешно добавил он, встретив взгляд поляка.

– Так что же между вами произошло? – спросил Фаберовский. – Я смотрю, что в отсутствии миссис Реддифорд к пану возвращается память. Мне хотелось бы знать все.

– Мне тоже хотелось бы, – глупо хихикнул Артемий Иванович.

– Пан хоть немного представляет, что происходит вокруг?! Сегодня многие газеты перепечатали тот самый портрет Васильева из «Таймс». К счастью, немногие в Вулворте читают «Таймс», а портрет, – со слов Лавенде в коллаже на обложке последнего выпуска «Иллюстрированных полицейских новостей», посвященного нашему делу, – совершенно на Урода не похож.

– Так чего же ты тогда труса празднуешь, Степан?

– А то, что это не единственная из дешевых газет, которая может попасться в руки соседям Николая. Они могут тоже перепечатать портрет из «Таймс», а могут сами спросить Лавенде. Майор Смит уже отпустил его домой.

– Кому, спрашивается, было сказано послать к Лавенде письмо?! – Артемий Иванович начальственно сложил руки на груди и выставил вперед левую ножку.

– Письмо-то Даффи сегодня отошлет, и Лавенде, положим, заткнется, но это не спасет нас от доктора Смита! В то время как я, жертвуя собственной свободой ради спасения всех нас от виселицы, собираюсь жениться на дочери доктора, из-за тебя, холера ясная, все эти планы идут псу под хвост!

Колени у Артемия Ивановича задрожали, он придвинул ногу и, по-лакейски согнувшись, вытянул руки по швам.

– Известно ли пану Артемию, что сегодня утром я получил телеграмму от Рачковского?