Фаберовский бросился вперед, выдержал от Артемия Ивановича страшный удар в глаз, и обхватив Владимирова руками, поволок к экипажу. Курашкин тоже вцепился в Артемия Ивановича и волочился следом. Батчелор помог втащить Владимирова, дверь захлопнулась и, едва Фаберовский взобрался на козлы и надел очки, упряжка рванула вперед, унося горе-убийц с места их позорища.
Когда Шапиро очнулась от тяжелого похмельного сна, серый утренний свет озарял гостиную дома на Эбби-роуд. Лежа на полу и медленно поворачивая голову, она обозрела ряд безжизненных тел, уложенных перед камином. С трудом, опираясь на локоть, женщина приподнялась. Заметив это движение, Фаберовский, дремавший в кресле-качалке, встрепенулся и встал, отбросив в сторону плед. Один глаз его заплыл и поляк вынужден был повязать черный платок, который придавал ему сходство с пиратом. Не хватало лишь деревянной ноги, но ее с успехом заменила затекшая левая.
– Умывальник в туалетной комнате, – сказал он ледяным голосом.
– Я вчера очень себя неприлично вела? – просипела Шапиро, встала и, задрав юбку, стала подтягивать чулки.
– Как последняя ***** – сквозь зубы процедил Фаберовский.
Припадая на левую ногу, он подошел к столу и смахнул все стоявшее там на пол, оставив один сифон для газированной воды.
Шапиро юркнула в коридор, испуганно оглядываясь на повязанное наискось лицо поляка.
– Погоди! – окликнул ее Фаберовский. – Ты можешь сказать мне, кто лежит обок нашего русского борова?
Она вернулась в гостиную, взглянула на Владимирова и увидела скрюченную фигуру Курашкина, мертвой хваткой вцепившегося в Артемия Ивановича.
– Я не знаю, – сама удивилась Шапиро. – Он был с нами в трактире и играл на гармошке.
– Добже, иди, я сам с ним разберусь.
Взяв сифон, поляк подошел к Владимирову и пустил ему в лицо струю газированной воды.
Артемий Иванович подскочил, как пробка из шампанского.
– Это я побеспокоил пана, – Фаберовский отставил сифон в сторону.
– Какой нынче час?
– Десятый пошел.
– Уж мы вчера погуляли, душу потешили, – сладко потянулся Владимиров.
– Мне тоже хочется душу отвести, – сказал поляк.
– Ну так отведите, – милостиво позволил Владимиров, не уловив в его голосе угрозы. – А что это у вас на глазу?
– А вот что!
Поляк со всего плеча ударил его в челюсть и Артемий Иванович со стоном повалился обратно на пол.
– Что вы делаете! А если вы ему челюсть свихнули?! – накинулась на Фаберовского Розмари, появившаяся в дверях.
– Ничего страшного, – поляк подул на разбитые в кровь костяшки. – Даже, если я свернул ему челюсть, ее надо оттянуть и вставить на место.
– Если бы вы знали, как я испугалась, когда утром увидела вас в кресле с синяком под глазом и всех этих людей, лежащих перед вами на полу!
– Не волнуйся, Рози, – сказал девушке поляк. – Просто у нас была дружеская вечеринка.
– Вот пошалуюсь Пёрду Ивановитшу, што вы мне селюсть швернули! – прошипел Артемий Иванович.
– Кто то есть?! – заорал на него поляк, в бешенстве пнув спящего Курашкина. Тот дернулся и пробормотал, так и не проснувшись:
– Полундра! Сам лечу!
– Да это ше Курашкин! – вдохновился Владимиров. – Я его сейчас убивать буду!
– Хватит шепелявить! Вставайте, надо убрать его отсюда, пока он не проснулся!
С кряхтением Артемий Иванович поднялся с пола, они взяли Курашкина, вынесли на улицу и, дождавшись, пока уберется поливальщик улиц со своей тележкой, перетащили аж на Аберкорн-плейс, где уложили в водосточную канаву. Возвращаясь, они заметили у ворот почтальона и поляк взял у него телеграмму.
– Телеграмма с Харли-стрит, – сказал Фаберовский, посмотрев на почтовый штамп.
– Фто, доктор поштавил нашим барышням клиштир? – злорадно спросил Артемий Иванович. – Будут жнать, как по ношам шляться неижвестно где!
– Это пан шлялся неизвестно где! – вспылил поляк. – А их я довез до самого дома, разве что на руки доктору Смиту не сдал!
Он отвернулся от Владимирова и повертел конверт в руках, не решаясь вскрыть. Что могло быть в этой телеграмме? Все что угодно. Может это просьба Пенелопы никогда больше не посещать ее дом и отказаться от любых попыток встретиться с ней? Это означало крушение всяких надежд обезопасить себя от доктора Смита. А может сам доктор Смит сообщает, что узнал в портрете из «Таймс» припадочного русского и обо всем донес Андерсону?
Не вскрывая конверта, Фаберовский поднялся по винтовой лестнице к себе в кабинет, и спустился через несколько минут с просветлевшим лицом и мокрой тряпкой в руках.
– Нате вот, пан, приложите к губе, – он сунул тряпку Владимирову. – Хотя этой тряпкой бы да отвозить пану по морде.
– А што ше такое было в телеграмме? – подхалимски спросил Артемий Иванович, увидев, как изменилось настроение Фаберовского и надеясь, что ему дадут опохмелиться.
– Мисс Пенелопа Смит сообщила мне адрес мистера Проджера: Тоттнем-корт-роуд, 17, – Фаберовский сел в кресло-качалку и откинулся на спинку. – Пойдите на кухню, пан, спросите у Розмари: вчера оставалось с четверть бутылки кларета.