Барби. Часть 1 (СИ)

В одной из лавок хозяин, неопрятный старикан лет шестидесяти, пытался сбыть им дохлого гомункула. Тот болтался в своей банке, раздувшийся и синюшный, как прошлогодняя маслина, глаза под лопнувшими веками казались кругляшками затвердевшего жира без зрачка и радужки, плоть местами колыхалась, медленно освобождаемая замедленными некротическими процессами от костей. Но хозяин, кажется, этого совсем не замечал. «Он притворяется! — провозглашал он, подкидывая банку в воздух и смеясь, — Старый добрый Гюнтер просто валяет дурака, вот что. Стеснительный мальчуган! Полчаса назад он пел мне «Песнь покаяния» Тангейзера, да так, что я прослезился! Может, он не умеет играть на арфе, но сообразительный и послушный, не извольте сомневаться. Один только таллер, добрые госпожи ведьмы! Один таллер!..»

— Единственное, на что годен этот ублюдок — пойти на наживку для карпов! — бушевала Барбаросса, едва только они выбрались из этой чертовой лавки, в которой уже ощутимо начало попахивать мертвечиной от старого доброго Гюнтера, — Какого дьявола, Котти? Даже на скотобойне можно найти товар получше!

Котейшество улыбнулась, но как-то натянуто, совсем не так, как обычно улыбалась ее грубым шуткам.

— Не всем из них на роду было написано стать гомункулами, — рассудительно заметила она, оглядываясь, верно, в поисках новых вывесок, — Первосортный гомункул получается лишь из плода, который с самого начала созревал в нужных условиях и получал четко рассчитанные порции чар еще с первого триместра. И был изъят по наступлению нужного срока. А эти…

— Что — эти?

— Их не готовили в гомункулы, — спокойно пояснила Котейшество, — Это просто изувеченные плоды, отринутые своими матерями. Кто-то из них просто не дожил до своего рождения — болезни, травмы, несчастные случаи. Других извели намерено, еще в утробе — аконитовая настойка, ланцет, воткнутая в живот спица…

Барбаросса стиснула кулаки. Без привычных кастетов они ощущались чересчур легковесными, но сейчас ей отчаянно хотелось вогнать их кому-нибудь в грудину. До хруста.

— Тогда какого черта им вздумалось запихивать их в банки? С каких пор плоха вырытая в саду яма?

— Два последних года были неурожайными, Барби. Цены на хлеб поднялись в два раза только с марта.

— И что с того?

Котейшество едва заметно склонила голову.

— Матери продают своих мертвых детей в такие лавки, Барби. За хороший экземпляр можно выручить пятнадцать или двадцать грошей. А уж если хорошо сформирован и дотянул хотя бы до второго триместра…

Барбаросса ощутила, как желудок ерзает на своем месте. Может, от голода? До занятий она успела проглотить лишь кусок посыпанного солью хлеба в Малом Замке, запив вместо чая колодезной водой — не самая сытная пища, особенно если надо высидеть шесть часов занятий на жесткой университетской скамье. А солнце между тем уже пересекло невидимый зенитный меридиан и неумолимо тащилось все дальше, не намереваясь останавливаться. Барбаросса вздохнула. Даже если у них с Котейшеством выдастся свободная минута после всей этой беготни, едва ли она сможет что-нибудь в себя запихнуть. Не после той херни, которую ей пришлось разглядывать в лавках за последний час.

— Поняла, не тупица! Никто в этом городе не станет закапывать деньги в землю, завернув их в окровавленные пеленки. Но почему… Почему они все?.. — Барбаросса стиснула челюсти, но вопрос просочился сквозь зубы, как ночной вор сквозь решетку, — Черт! Почему они выглядят так, будто ими стреляли из пушки? Все эти сросшиеся ноги, собачьи морды, пятна…

— Монвуазен.

— Что? Кто такой этот Монвуазен? Демон? Не помню демона с таким именем. Из чьей он свиты?

— Это не демон. Это торговая компания, Барби, — Котейшество отчего-то сделала вид, будто пристально рассматривает витрину, мимо которой они уже прошли, — «Торговый дом Монвуазен и партнеры».

Барбаросса мотнула головой, ничего не понимая.

— Они производят детей? У этого сеньора Монвуазена что, тысяча херов, что он плодит потомство по банкам с такой скоростью? Ха! На месте его партнеров я бы оборудовала двери хорошими засовами и держала пистоль под подушкой — вдруг он примется и за них!..

— Нет, — Котейшество мотнула головой, совсем не обратив внимания на шутку, — Они производят зерно. Пшеницу, рожь, овес и сорго. Точнее, производят-то его крестьяне — сеют, жнут, молотят и все прочее, а «Монвуазен» обрабатывает, пропуская через свои мануфактуры в Дорфхайне и Вурцене. Специально обученные демоны уничтожают личинки пьявицы, совки и прочих вредителей, а тайные ритуалы, через которые она проходит, делают зерно стойким к засухе и морозам.

Барбаросса сплюнула сквозь зубы, украсив роскошную витрину роскошным, растекшимся по стеклу, плевком. Это не вернуло ей доброго настроения, но немного утешило.

— Что общего у пшеницы и баночных уродцев?