Далее мы двигались медленно. Когда вернулся Фархи, я рассказал ему о том, что мы обнаружили на поляне. Я ожидал, что дракон расстроится, начнет ревновать – до этого момента он прокладывал нам дорогу. Но Фархи совершенно не смутило то, что орк увидел больше, чем он. Дракон принял все как есть – пусть будет северо-восток – и снова улетел, теперь уже в новом направлении выискивать следы и врагов. Впереди теперь ехали Риголан с Джонатаном, чтобы освещать почву под ногами для Джоурбы. А капитан орков склонился со своего волка чуть ли не до земли и буквально вынюхивал след.
Оррил шла мерным шагом, спокойно опустив голову, словно бы дремала. Меня покачивало на ней, как малыша в люльке, и я решил последовать примеру своего зверя, тем более что в поиске следов не участвовал. Я смежил веки и практически сразу же провалился в сон.
Я стоял на бескрайнем плато, над которым висело какое-то чужое, непривычно низкое небо, затянутое рваными облаками, ветер бил мне в лицо и трепал мою одежду. Земля под ногами была сухой, растрескавшейся от жары, кроваво-красное светило в небе уже до половины скрылось за горизонтом, заливая выжженную равнину тревожным багровым светом.
– Что же, пришло время поговорить! – услышал я знакомый голос и обернулся. Некромант, что уже являлся мне во сне, стоял передо мной как наяву, я видел его совершенно отчетливо. На нем был черный костюм – камзол и брюки, на шее – тяжелая серебряная цепь с лежащим на груди медальоном. На медальоне было изображено грозное лицо, до половины истлевшее, до половины живое, человеческое; на истлевшей половине из глазницы таращился дурной, горящий злобой и сумасшествием глаз. Глазница же на живой половине лица была пуста.
Лицо некроманта было бледным, иссохшим, словно бы неживым – сухая кожа, обтягивающая череп так плотно, что можно было разглядеть все мельчайшие косточки. В правой руке некромант держал посох – абсолютно ровный, покрытый продольной насечкой жезл вровень с его ростом, увенчанный вырезанным из кости небольшим черепом тончайшей работы. В этом несуществующем месте некромант смотрелся почти естественно, но мне он больше всего напоминал привидение, чью-то страшную фантазию. И только голос некроманта оставался молодым и сильным.
– Я вызываю у тебя отвращение, бард? – спросил некромант. – Что ж, неудивительно. Я знаю, что похож на оживший труп куда больше, чем любое из моих созданий. И это справедливо – ведь я уже более двухсот лет мертв.
– Ты – вампир? – задал я вопрос, который первым пришел мне в голову. Некромант засмеялся глубоким утробным смехом.
– Нет, бард, я не вампир. Ты немного знаешь о некромантии, не так ли? Твои глупые книги о ней почти ничего не рассказывают! – Некромант вздохнул и заговорил суровым, жестким голосом. – Я – Мортимер, сын магистра Мрокса, того, кто сделал из некромантии науку! Я Мортимер, сын Мрокса – того, что был предан смерти за преданную службу и верность графу Брак-су! Я – сын Мрокса, Мортимер, который поклялся отомстить за подлое убийство своего отца триста лет назад! Я – Мортимер, пожертвовавший самым дорогим, что у меня было, – своей бессмертной душой, ради справедливой мести!
– Как такое может быть?! – изумился я.
– Может, бард, – уже более спокойно произнес Мортимер. – Ты ведь
– Я слышал эту историю… – начал было я, но Мортимер меня перебил:
– Конечно, ты слышал эту историю, бард, или читал о ней. Но ты не слышал, как твой отец кричит своему повелителю с эшафота: «Я честно служил вам, господин! Я ни разу вас не предал! За что же?! За что?!» Ты не слышал, как он шепчет с петлей, наброшенной на шею: «Будьте прокляты! Будь проклят ты, Бракс, и все твои потомки до двенадцатого колена! Мортимер, сынок! Да будут они прокляты!» Ты не слышал, бард, как хрустнула шея твоего отца, когда петля сломала ему шейные позвонки! Ты не знаешь, что это такое – когда родной отец в свой смертный час обращается со своими проклятиями не к Темным Богам, не к демонам или драконам, а к тебе, своему единственному сыну! О бард, ты не знаешь, что это такое!
Голос некроманта, преисполненный болью, звучал громко, сильно, но его иссохшие губы едва шевелились. На его безжизненном лице не двигалась ни одна черточка, кроме губ. Впечатление это производило устрашающее.
– Ты поклялся отомстить, я понимаю… – начал я снова, и некромант опять прервал меня: