– Послушай, нежная и прекрасная лицом Ивэйна! Кое о чем спрошу я тебя – ответишь ли искренне?
– Я врать не приучена.
– Когда конь мой привез меня к вам?
– Тому уж… – Ивэйна считала по пальцам, – без малого две недели.
Ланселот оторопел.
– Что?!
– Верно. Да ведь, знаешь ли, в каком ты был виде?
Двенадцать ран по телу всему и четыре из них, это отец мой сказал, – понимаешь? – четыре смертельных.
– Ивэйна! Приходил ли сюда седой такой человек?
Девица смотрела на него в удивлении.
– Нет. Кроме нас, никого здесь не было.
– А место это, где я сейчас… это владения Дракона?
– Ну что ты! – Ивэйна с улыбкой покачала головой и погладила Ланселота по здоровому плечу, – Этого не бойся! И не растравляй себя! Ох, как же плох ты был, когда приехал! Ничегошеньки себя не помнил и, о господи, –
Ивэйна сцепила на груди руки, – днями целыми только на балки потолочные глядел, ресницы даже не шевельнулись ни разу, а уж про какие страсти сказывал! Все только меч да месть…
Ланселот медленно приподнялся на локте.
– Ты говоришь… веки мои не шевельнулись?
– Ну да. Так ведь… вон как тебя отделали. Еще и радоваться надо! Только мизинец на левой руке отрубили.
– Что?! – Ланселот поднес к глазам обвязанную свою руку, – На этой руке моей…
– Ланселот…
Рыцарь застыл, потом, забыв, верно, о проколотом копьем плече, приподнялся, оперся на оба локтя.
– Ты… ты знала, знаешь, что я…
– Знаю, – кивнула Ивэйна ласково… – Ночами-то я ведь с тобою сидела. И ты про все рассказал! Ты же не в себе был.
– А остальные…
– Остальных это и не касается! Я так рассудила: вот поправишься и сам скажешь имя свое и звание… Твое это дело. Но уж только никак не мое.
Ланселот протянул левую руку и поманил Ивэйну к себе. И хотя сейчас его оставляли совершенно холодным женские чары, не мог он не заметить красоту и стройность
Ивэйны, ее робкую силу.
– Слушай, Ивэйна, внимательно, потому что надо мне о важном спросить тебя. Как желаешь ты меня называть?
– Зачем спрашиваешь? Как сам пожелаешь.
– Будь по-твоему. И еще спросить хочу… Все это время ты смотрела за мной безотлучно?
– Н-ну… иногда ведь и поспать было надо, да только спала совсем немножко. Сама хотела подле тебя быть все время.
– А я-то совсем беспомощный… Кто же убирал меня да обмывал?
Спокойно, безо всякого смущения смотрела Ивэйна на
Ланселота.
– Я.
– И тебе… не противно было?
– Худо знаешь ты женщин. Если надобно обиходить мужчину, который по нраву пришелся… тогда ничего не трудно.
– Если так, Ивэйна… – И такая волна благодарности и любви подхватила вдруг Ланселота, что достало ему на всю жизнь ее. – Зови-ка сюда всю семью свою!
Ивэйна, опустив голову, вышла и от дверей еще раз оглянулась на улыбавшегося ей Ланселота. Все скоро собрались. Мать молилась, отец ждал спокойно, Овэйн же посмеивался, стоя за ними.
– Хозяин, – заговорил Ланселот, – сейчас мое положение всем незавидно. Но, поверь, я умею владеть мечом да и землю обрабатывать научился, просто так, по своей охоте.
Нечего мне предложить тебе, кроме себя самого, моего меча да коня. И еще – люблю дочь твою. Если по мысли тебе это, зови священника, и тогда Ивэйна, – глянул он на нее, – не по имени станет меня называть, а назовет своим мужем.
– Но почему?. И как же зовут тебя?
– Имя мое… Годревур.
– Ну что ж, господин Годревур, ежели не увезешь отсюда дочь мою, то видом своим и силою ты нам приглянулся, так что в семью я с охотой приму тебя.
– Услышал господь мои молитвы, – прошептала мать.
– Да, он крепко скроен, – весело ухмыльнулся Овэйн.
– Ивэйна, – негромко обратился к девице Ланселот. –
Ты-то согласна?
Ивэйна быстро головой кивнула, но не вымолвила ни слова.
– А коли так, – распорядился отец, – ступайте-ка все прочь отсюда, им найдется теперь, о чем говорить.
Все поспешно вышли, кто за священником побежал, кто готовить все к обручению начал.
– Ланселот! – Ивэйна казалась неспокойною. – Почему сказал ты, будто зовут тебя Годревуром?
– Потому, – колебался он, – потому… довольно того, что ты будешь знать: Ланселот я. Другим до того дела нет.
А скажи, Ивэйна… что сталось с Драконьим замком?
– Его дотла порушили и подожгли.
– А Дракон?
– Его люди Дарка убили.
– Словом, конец ему. А коли так, прекрасная и нежная ликом Ивэйна, призови-ка ты сюда отца своего да скажи ему: прошу я его освободить меня от бороды этой!
О том, хорошо ли вышла хроника эта или она ничего не стоит, судить не мне. Я сделал, что было по силам моим, и, как говорил уж вначале, одной только истине послужить старался, а не моде, не вкусу. Если сам я не заблуждаюсь, то в хронике сей была одна часть – юные годы Ланселота, –