Барин

Привели другую – Аграфену. Та хоть и не смазлива, но сочна и аппетитна, вот только волосы рыжие, а вообще ничего, годится. Так с неё Иван Ильич с неделю смеялся. Как войдёт девка в комнату, так и начинает барин смеяться. А потом как погнал её, что она визжала точно поросёнок от его щекотки. Нахохотался тогда вволю.

– Не знаю, Иван Ильич, чем ещё могу вам угодить. Вы точно сбесились, не пойму. Что ни пришлю вам девку в служанки, всё не нравится. Где же я могу столько девок вам незамужних понабирать, вас хоть как-то уважить. На вас, Иван Ильич, не напасешься, – возмущалась Катерина через месяц неудач.

– Так если замужние есть, отчего их не попробовать? – подмигнул Иван жене.

– Вы, верно, шутите?

– Ничуточки.

– А что же их мужья скажут, как женка у барина прислуживать пойдёт? – нахмурилась Катерина.

– А я у крепостных спрашивать разрешения не должен. Или вы забыли – эти люди моя собственность.

– Об этом я как раз помню. Но ежели бы вам просто в услужение, так ведь вам и для других надобностей.

– Одно другому не мешает.

– Ну ежели так, подберу служанку из замужних, – недовольно дернула плечами Катерина.

– Сделайте милость, – а ему всё весело.

Матушка барыня тоже не слишком была довольна поведением и запросами сына. Ведь есть некоторые стороны, какие не стоит и затрагивать. Она как мать сына понимала, но как женщина считала его запросы дурными капризами. Поделать ничего не могла, так же, как и Катерина. Уж больно сынок разгорячался, как тема затрагивалась. Ссориться не хотелось. У сына характер, чем дальше – тем круче. Так что посоветовала Катерине слушаться мужа и не перечить ему ни в чём. Бабье дело маленькое – служить сыну да мужу и в тряпочку помалкивать. Он и сам, ежели что, разберётся.

Глава 2

В кухне Груня тесто месит. Щёки её раскраснелись. Любка у корыта, посуду перемывает. Дело у них спорится, всё ладно да складно. Гришка кучер у стола сидит, похлёбку холодную подъедает, хлебом остатки из чашки вымакивает.

– Ох и хороша, Груня, у тебя похлёбка. Жаль, тебя в женки не взял, когда свободная была.

Груня смеётся:

– Так ты сейчас бери.

– Как же, про муженька своего, что ль, забыла?

– А! Какой такой муж? Лучше два!

Гришка оскалился:

– А что, я могу. Только боюсь, Степан мне потом все косточки пересчитает.

– Так чего вякаешь, тогда. Я ж ведь и поверить могу, и согласиться, – заулыбалась Груня и к Любке обернулась. Но потом уже серьёзно спросила: – Ты вот, Гришка, мне скажи, ты с барином по разным сторонам ездишь, что там вообще происходит, как живут в других городах, деревнях?

– Да как живут, так же, как и мы с тобой. Всё то же.

– И что, конца края такому житью нет?

– А кто его знает, Груня. А тебе никак плохо живётся? При кухне-то?

– Да я вообще.

– А, вообще? – Гришка огляделся и понизил голос. – Сказывают, будто в соседней губернии народ восстает, крестьяне уже несколько баринов-помещиков порешили, и семьи их, и детишек, и дома попалили. Вот, что люди сказывают.

Гришка снова осмотрелся и значительно мотнул головой. Груня и тесто месить перестала:

– Это отчего же?

– Как отчего? От барских, стало быть, требований. Отчего же ещё народу в недовольство входить, коли барин лютый, да с крестьян три шкуры сымает. Вот тогда и недовольство выходит, – он уже почти на шепот перешел.

Доел Гришка похлебку, вытер усы и говорит:

– Только чтобы тихо, я вам ничего не говорил.

– Чего уж там. Молчим как рыбы, – Груня кивнула Гришке.

Тот вышел, а Груня Любке и говорит:

– Вот оно как. А наш барин всё не уймётся, всё ему служанки не те. За цельный месяц пять девок с порога прогнал.

Люба повернулась и поставила на полку стопку глиняных мисок.

– Чего ж ему надобно? – спрашивает.

– А пёс его знает, – ругнулась Груня. – Всё ему не то. Настьку-то прогнал – по старости. Уже, видать, не так хороша для него. А ей сколько? Так сколько и мне – около третьего десятка годков. Она ж ведь ещё старого барина ублажала. А тут, вишь, уже и непотребная стала. Хорошо, если какой вдовый мужик в деревне приберёт её. А так, жить ей теперь в бараке до конца жизни и на поле управляться. Знать, сильно прогневался на неё барин, раз при дворе не оставил.

– Ну, с Настей-то понятно, а другие чем не угодили, ведь молодух вроде присылали?

– Да кто его разберёт, чего ему надобно. Знать, не то что-то, у него свои, видать, вкусы, особые.

– Да, – протянула Люба, – не поймёшь, чего они бесятся.

У двери шарканье послышалось. Кухарки притихли, переглянулись. Отворилась дверь, вошел Митька из барского дома.

– Здоровы будьте, бабоньки.

– И ты будь здоров, – Груня презрительно глянула на мужичка. Не любила она его за хитрость в глазках затаённую.

Вошел Митька и стоит.

– Ну, говори, чего пришел. Неужто полюбоваться нами.

– И полюбоваться тоже, – заулыбался Митька. – А вообще, по поручению барыни Ольги Филимоновны. Хожу я для барина Ивана Ильича служанку подыскиваю.

Груня посмотрела на Любку и грозно на Митьку:

– У нас тут нет для него служанки. Укатывай подобру, Митька. Нечего на честных женщин зенки пялить, а то ведь и мужу могу пожаловаться.