Бархатная кибитка

Я приблизился к трупу. Лицо сохраняло простое и серьезное выражение без привкуса испуга или страдания. Но самым поразительным в этом трупе было нечто, что с первого же взгляда превращало его из «американского мертвеца» в «труп бледнолицего» – из его груди торчала стрела с ярким индейским оперением.

Глава восемнадцатая Иностранцы

Появилась откуда-то приземистая австрийка в черном платье. Мадам Грета. Она подарила моему папе золотую зажигалку. Стоило откинуть золотой колпачок – и зажигалка не только выдавала длинный и острый язык огня, но еще и пела песенку звонким потусторонним голоском: «Аh, mein Lieber Augustin, Augustin, Augustin…»

Мне очень хотелось выцыганить у папы эту зажигалку (полюбилась песенка). Но зажигалка была золотая, и мне ее не отдали. Жаль. Ah, mein Lieber Augustin… Зажигалка потом потерялась.

Мадам Грета увлекалась спиритизмом. Все тогда были настроены на общение с умершими. Но мадам Грета не гоняла блюдце по ватману. На своих спиритических сеансах она использовала магнитофон «Грюндиг». У нее умер муж, и она общалась со своим покойным мужем по имени Фриц. Записывала на кассету вопросы, адресованные Фрицу, оставляя паузы для ответов. Затем прослушивала запись – там якобы звучал потусторонний голос Фрица. А может, это был Augustin… Не знаю, я сам не слышал. Не бывал на ее спиритических сеансах. Слышал только рассказы мадам Греты об этом.

Иностранцев всегда было много в нашей жизни. Нередко прибывающие в Москву иноземцы стремились познакомиться с артистическим подпольем, поэтому кто только не появлялся в магическом подвальчике на Маросейке, где гнездилась мастерская моего отца. Самые разные персонажи из всевозможных стран желали посетить легендарного Виктора Пивоварова, нежного гения, гостеприимно угощающего визитеров квашеной капустой, картошкой и водкой. Послы Швейцарии и Венесуэлы, корреспонденты американских газет, музыканты, странствующие меланхолики, проходимцы, авантюристы, торговцы, шпионы, скромные миллионеры, старики, шахматисты, чиновники, коллеги-художники. Таинственные дамы без определенных занятий вроде мадам Греты. Приехал Поль Торез, высокий белобрысый француз, сын Мориса Тореза, видного французского коммуниста, некогда возглавлявшего компартию Франции. В Москве, если не ошибаюсь, до сих пор есть улица, названная в честь Мориса Тореза. Мы тогда с папой и художником Ильей Кабаковым жили в доме творчества «Сенеж», на берегу большого заснеженного озера. Француз приехал к нам с сыном, моим ровесником. Очень румяный, кучерявый, капризный мальчик в красно-черном полосатом свитере. Как бы эталон французского мальчика. Я был тогда истовым, фанатичным обожателем свиней. Розовые твари жили по соседству в маленьком хлеву. Я подглядывал за ними в щелку между досками, из коих сложен был сарайчик. Я осуществлял это подсматривание настолько часто, насколько мог (то есть несколько раз в день). Желая развлечь французского мальчика, я вознамерился пригласить его взглянуть на свиней. Но я не знал ни слова по-французски. Я спросил у взрослых, как будет по-французски «свинья». Затем, подойдя к кучерявому мальчику, я стал повторять это слово, совершая приглашающие жесты в сторону сарайчика. Но внук Мориса Тореза в ответ разразился слезами. Он решил, что я обзываю его свиньей.

Поль Торез, в отличие от своего отца, не был коммунистом. Возможно даже, был слегка антикоммунистом, поэтому и дружил с московскими художниками-подпольщиками. Тем не менее его все же радушно принимали в СССР как отпрыска великого друга Советского Союза.

Какие еще случались персонажи? Существовало тогда (семидесятые-восьмидесятые годы) в Москве негласное сообщество под названием «Союз проституток». Сообщество довольно многолюдное. Составляли его молодые девушки, как правило, недурные собой. Они, собственно, вовсе не являлись проститутками. Но, в шутливом духе, называли себя таковыми. Просто у всех этих девушек имелась ясная, отчетливо обозначенная цель – выйти замуж за иностранца и уехать с ним за границу. Девушки из «союза проституток» (или даже «профсоюза проституток») дружили с подпольными художниками. Причем по двум причинам. Во-первых, им нравились сами художники. Во-вторых, в мастерские художников постоянно шлялись разнообразные иностранцы, порою достаточно выпуклые.

В мастерских с ними можно было познакомиться, затусоваться. Поэтому девушки из «союза проституток» дружили с художниками. Все это были девушки из интеллигентных семей, в подавляющем большинстве дочурки переводчиков и преподавательниц иностранных языков. Впитав в себя с малолетства иностранные языки, эти миловидные девушки искали применения своим знаниям. Одна девушка по кличке Кенгуренок, приятельница моего папы, нашла себе англичанина, которого наградила прозвищем Моржик. Кенгуренок с Моржиком часто приходили в подвал на Маросейке. Кажется, это был первый англичанин, которого я имел возможность созерцать.