Бархатная кибитка

Глава двадцать вторая Кенгуру

Давно мне приснился сон, который почему-то произвел на меня столь сильное впечатление, что и сейчас его помню. Снился фильм. Действие разворачивалось в западной стране, в большом городе. Маленький мальчик из богатой и властной семьи был помещен в пансион. Как-то раз к пансиону (кирпичный особняк в глубине сада) подкатил длинный белый открытый автомобиль, за рулем – импозантная старуха. Я уже знал, что старуха – член террористической организации. Она забрала ребенка (это было подстроено заранее), посадила его рядом с собой на переднее сиденье, и они помчались. Старуха все прибавляла скорость, и ветровое стекло как-то странно обрывалось, словно было срезано наискосок, защищая от ветра старуху, но не прикрывая ребенка. И было в городе одно особое место, место страшного ветра – колоссальный мост. Особенно если ехать по нему «под определенным углом». Они выехали на мост, и, когда мчались по нему, ребенку ветром снесло голову и унесло ее в сверкающую воду залива. Совершился террористический акт, тщательно подготовленное покушение. И (как всегда в таких фильмах) потянулось расследование. И (как всегда в таких фильмах) немолодой и усталый следователь самоотверженно бился о разные метафорические стены: о стену тайны, о стену холодного равнодушия в обществе, о стену круговой поруки правящих кругов, о стену циничного молчания потенциальных свидетелей. Аквалангисты прочесывали дно залива в поисках головы ребенка, но даже ее не удавалось найти. Следователь вернулся на свое рабочее место в брюках, мокрых до колен. Его вызвали к начальству, и он согбенно спешил по коридору, на ходу выжимая воду из серых измятых брючин. Когда он вышел из кабинета начальника, лицо его выражало бесконечное унижение. Его окружили младшие сотрудники.

– Я отстранен от следствия, – горько произнес он. – Но почему… (Тут он закрыл лицо руками, поскольку собирался сказать то, в чем содержалось чудовищное надругательство над его достоинством.) Почему надо было назначать на мое место кенгуру?!

Новым следователем стал я. Таким образом я, зритель этого фильма, втерся в число его действующих лиц. Я перемещался по коридору полицейского управления скачками, сопровождаемый холодными взглядами сотрудников, которые, все без исключения, сочувствовали моему честному предшественнику, отстраненному от дел. Но мне-то было все равно. Меня переполняла радость, светлое веселье, якобы свойственное моей нечеловеческой природе. Я скакнул в свой кабинет, закрыл за собой дверь. И в зеркале, которое висело там, я увидел, что я действительно кенгуру. Серый партикулярный костюм, напяленный кое-как, забавно топорщился на моем теле. Ноги были изогнуты назад, передние лапы высовывались из рукавов и смешно свисали над животом. Огромный сильный хвост сзади упирался в пол. Над белым воротничком рубашки и узлом галстука торчала узкая морда с черными внимательными глазами. Меня охватило ощущение счастья. Я был несказанно рад, что я кенгуру и что меня назначили расследовать это дело. От приступа эйфории я и проснулся, чувствуя себя настолько веселым, как будто отныне собирался жить в раю.

Глава двадцать третья Я – Бо-Пип

Когда Кай в задумчивости забыл на пляже свою книгу в золотистом переплете, я решила ее забрать с собой. Знойный, свежий воздух, морская вода могут так сильно вскружить голову, что забудешь все на свете и, как Алиса в Зазеркалье, не сможешь вспомнить даже своего имени. Такое часто случается с курортниками. Они теряют голову, теряют себя, теряют свое достоинство, теряют сознание (и то и другое теряется в глубоком алкогольном угаре). Они теряют кошельки, паспорта, мобильники, одежду, ключи от номеров, солнечные очки.

Кай, как настоящий курортник, выглядит очень измученно. Так что, думаю, я спасла его роман. О том, что это роман, я узнала вчера, когда, лежа в постели перед сном, решила полюбопытствовать, что мой друг читает на отдыхе. Выяснилось, что он не читает, а пишет. Это неоконченный роман о детстве. О детстве некоего человека. Роман написан от первого лица, но вряд ли Кай пишет о себе. Он слишком растерян и рассеян, чтобы писать о себе. Но я-то могу писать о себе. Поэтому следующую главу данного повествования я решила написать сама. Сама и про себя. Бо-Пип.

Что написать? Какой из дней описать? Морских дней? Солнечных? Наполненных густым белым туманом?

Я выросла на море, и море наполняет меня изнутри.