Бархоппинг

– А-А-А-А. НЕ НАДО. Я могу объяснить, у неё месячные были…

– Ах ты ж ёбаный извращенец, мало того, что педофил… Сержант, ну-ка принеси аккумулятор – сделаем электрофорез.

– Яиц остался без.

– Нет! Вы что! Я всё объясню! Я не знал, что она несовершеннолетняя, я про-сто…

– Не реви… Вот листок, только не надо его слезами мочить. Пиши всё, мразь, всю правду пиши. А ведь сам орал на всю Думскую, что он физрук, даже запись есть… Допрыгался, деятель культуры…

Был пятничный вечер. Я не особо следую культу пятницы, но город-то следует, и в пятницу следует гулять. Тем более собирается интернациональная тусовка… Мы все встретились в «Лесах», Серега любит это место, потому что оно находится рядом с его редакцией и студией, хотя мне кажется, там претенциозненько. Короче, мы встретились в «Лесах» и вырвали у хипстоты столик в уголке. Мы – это я, кандидат культуроведческих наук и доцент Института евразийской культуры (интересное заведение, между нами), Сергей – главный редактор Интернет-газеты «Бугага» и куратор «Грязноватой галереи», Майк – путешественник и «посол Северо-канадских штатов в мире» и Адам – писатель.

Мы немного пообсуждали литературные успехи и планы каждого из нас; послушали рассказы Адама о жизни и теннисе в Париже (Смысл Парижа – в теннисе, с утра едешь из центра, по набережным, мимо Эйфелевой башни, через Булонский лес, на остров, мимо пробок, мимо суеты, несколько часов игры на свежем воздухе, бассейн, бытовое общение с посторонними в парилке, и всё – ты отдал долг природе, ты удовлетворил своё тело, и оно освободило тебя, как будто его больше нет, и ты становишься бестелесным сгустком мыслей и превращаешься в чистый разум. Кроме того, если за день не выдавил из себя ни строчки, и идеи не нашлись, у тебя всё равно что-то да сегодня сделано. Сергей поинтересовались у него, а как же занятия сексом… Адам его перебил и заявил, что секс надо из жизни писательской исключить совсем, именно половой акт, а не акт желания, ибо желание секса – вдохновляет, сам секс – утомляет, а постсекс – оставляет пустоту, и вообще секс, как и писательство – акты отторжения, семени ли, частички творчества ли, и эти акты должны быть редки и метки. Сергей, я знаю, был несогласен с такой точкой зрения, он был известным исследователем сексуальности, и для него это служило мощным источником вдохновения… Он не согласился с Адамом и начал рассказывать нам свою концепцию сексуального устройства мира. Есть два полюса: ты и партнерша. И ты, и она существуете на разных уровнях. От человеческого к животному. Например, ты человек, и она человек – без различия пола. На уровне разума и общения. Дальше вы существуете на социальном уровне, как мужчина и женщина. А далее на животном – как самец и самка. И на каждом уровне надо трахаться! По нисходящей. Но самое главное, что, так как ты писатель, у тебя есть еще один уровень. И если твоя партнерша (а такое происходит почти всегда) не имеет такого уровня, то ты остаёшься неудовлетворенным, и после секса ты как бы испытываешь творческую грусть, пустоту, которую надо восполнить. Я подумал, что это немного стоическая система, но тут подключился Майк, который начал рассказывать про свой метод, с сексом, правда, не связанный. Суть в том, чтобы выбраться в леса, в дикую природу, потерять связь с человечеством и человечностью, не говорить и стараться не думать. Через какое-то время при должном усердии и ловкости и при условии, что тебя не съедят, ты откроешь, а вернее, закроешь, источник творчества. Мы удивились его словам. Что значит «закроешь» источник? А то, что ты дичаешь, ты становишься приматом… Сначала ты думаешь короткими предложениями, потом фразами, и мышление деградирует до уровня образов и видений в голове. Я начал было говорить про Голдинга и его «Наследников», но Серега перебил меня и попросил Майка продолжить. «Конечно, если ты попытаешься в таком состоянии писать, то тебя ждет неудача, так как образы можно только описать… – Тут я вспомнил о критике Набоковым метода «потока сознания» и о том, что нельзя всё время мыслить текстом. – Но стоит немного подождать, и к тебе будет возвращаться способность составлять фразы, и тогда-то ты атакуешь бумагу. Каждое слово – выжимка; мысли полные животной ярости и звериной чуткости. И ты пишешь – нет, не пишешь, а рычишь на читателя. Стреляешь в него одиночными… А потом, когда уже начинаешь жить среди людей, с тобой остаётся замечательная способность улавливать направленные на тебя глаза…» Я знал, что произведения Майка поначалу пользовались читательским успехом и его называли «новый Хемингуэй» и даже «больше, чем Хемингуэй», однако его стиль быстро утомил, а нового он изобретать не стал); пили мастеровое пиво (в этом месяце оно было «базиликовое»), которое делали энтузиасты на съемных пивоварнях; смеялись над официанткой, которая была украинкой с Крыма: «Вот скажи: Крым Наш или ваш?» Я предупредил, что она может плюнуть в бокал, но Серега сказал, что он присматривает за ней…