Барон

Я люблю представлять себя старым, но никогда не признаюсь в этом в присутствии стариков. Мне нравятся атрибуты пожилого возраста. Вы вообще в курсе, что всю жизнь у человека растут только нос и уши? Удивительное дело. Нос и уши. Не суй свой нос, куда не надо! А как не совать, если он постоянно растет? Врешь ты или говоришь правду – будет крупнее, чем у Пиноккио. Чего ты уши греешь?! А их что грей, что нет, все-равно к шестидесяти будут как два здоровенных саксофона. Это физическое подтверждение опыта. Люди долго жили – много чего слышали, и самого разного пороху им пришлось понюхать, но мы этого не замечаем, потому что частенько не замечаем их в принципе. К сожалению, для многих они просто призраки. Старые добрые призраки. Ходят по дому, травят байки и ладно, а между-прочим в этих байках полно всего интересного, да и байкеры, которые их травят, не менее любопытны. Однажды в Италии, волоча ноги по дороге, вообще-то предназначенной для велосипедистов, я увидел, как на матово – черном харлее под восемьдесят километров в час гонит седовласая бабулька одуванчик под восемьдесят. Сзади, обхватив бабулю за талию, сидела скукожившись от страха молодая девушка, вероятно, внучка, а бабушка, внимание, ехала без шлема. На мотоцикле! Причем, не просто на мотоцикле, а на черном мать его харлее дэвидсоне! На матово-черном. Без шлема. То есть не в смысле, что она обычно ездит в двух, но сегодня решила обойтись одним, а вообще без него. Совсем. У нее внучка позади сидела в костюме робокопа – в полном защитном обмундировании, включая наколенники, а эта звезда так: решила прокатиться налегке. И эта ненормальная струнно держала спину, а руки в кожаных перчатках накрепко впивались в руль, в то время как ее одуван на соплях держался на голове, готовый сорваться и устроить самое большое ДТП в Тосканской истории. И именно в тот момент, когда я стал представлять, как шар волос срывается с ее головы и попадает в радиатор крадущегося сзади фиата, провоцируя взрыв и столкновение тысячи машин, я подумал, что вообще-то каждому нужна такая бабушка, чью талию можно обхватить пока мчишься на матово-черном харлее по дороге длиною в жизнь. И вправду на хрена ей шлем? Призрачный гонщик. Бабушка байкер едет потравить байки тем, кто не верит в призраков. Мимо такого вы точно не проедите. А их седина, что, чуть было, не взорвала фиат? Это же так стильно! Не будь я скуполенивым или ленивоскупым, давно бы перекрасил волосы в серый цвет. Носил бы черное и откликался на «претенциозный придурок». Здорово! Свое еврейское украшение – очки на воротнике – я бы с удовольствием разменял на телескопы с большими диоптриями в толстой роговой оправе, чтобы глаза в них плавали как рыбки в аквариуме. В старости можно носить то, что стесняешься носить в молодости, потому что всем плевать, как ты выглядишь. Повесить на себя длинное пальто или плащ, из-под которого выглядывают широкие клетчатые брюки с глубокими карманами, нацепить кепку с ушами или шляпу без ушей, которую бы никогда не надел в двадцать, укутаться цветным шерстяным шарфом, обуть сухие руки в толстые кожаные перчатки и ни в коем случае не забыть трость. Из темного дерева с серебряным набалдашником, который еще и можно как-то причудливо оформить. Змея, собака, герб несуществующего клуба, бюст любимой женщины – вариантов великое множество. Выйдите в таком виде на улицу в двадцать лет? Лично я нет. Хотел бы, но не могу. Мне кажется, это пошло. Трость взяли, трубка набита табаком, спички бренчат в кармашке – штук десять найдется – спортивную газету под мышку и вниз по лестнице на прогулку с собакой. Борзая… Аристократичная порода. Ей бы лежать у камина, попивать скотч и играть в бридж с членами несуществующего клуба. Такая же длинная, тощая и кривая, как ее друг. А нос? Прелестнее уродства я не видал. Несуразное изящество. Вы идете по парку в тусклом свете фонарей. В воздухе пахнет чахнущей от холодов травой, под ногами хрустит гравий, измученный артритом. Хорошо, что в тусклом, иначе бы ощущалось тепло, а это излишне. Сегодня опять не до новостей. Вы только пришли, а тебе уже тяжело удерживать рвущуюся к соратникам Мари. Одна рука вцепилась в поводок, – если он вылетит, то и сустав вместе с ним, – а вторая, как акробат на канате, изо всех сил пытается сохранить равновесие, чтобы табачные крохи не раскрошились об землю. Полы брюк облепили мокрые пятна с грязевой пенкой, очки запотели от холода, так что уже не видать ни клеток на ткани, ни рыбок в аквариуме. Еще эта трость – не поймешь куда деть. Время отпускать дите Мари – пусть девчонка побегает, ведь скоро и ей прикладываться тощим брюшком к камину. Мальчишеский шарф распустился. Табачный дым шарфом развевается на ветру. Пламя спички нежно целует в щеку и подсвечивает перебираемые в голове воспоминаний четки. А помнишь это? А вот то? Такое не забывается. Никогда. Воспоминания это последнее, что нам остается, и мы не должны впускать воров, готовых безжалостно разграбить нашу голову и вынести из нее все без остатка. Ставьте многоуровневые системы защиты по методу Умберто Эко. Учите стихи и не забывайте всех игроков вашей любимой команды за последние, сколько сумете насчитать, лет. Мир безжалостен и не стоит уповать на всеобщую доброту. Даже Мари это знает. Помнишь, у какой мрази ты забрал ее? Мари. Ко мне, моя девочка, ко мне! Хозяину нельзя долго гулять – иначе он в миллионный раз простудится.