Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Неожиданно Унгерн приказывает отрядам вновь идти к Гусиному озеру, огибая его к северу, вновь проходит вблизи Гусиноозерского дацана и останавливается недалеко от поселка Ново-Дмитриевского, где происходит однодневный упорный бой. На тракт в сторону Мысовой высылается заслон – 6 сотен под командой есаула Забиякина. Интересно отметить, что за время отсутствия белых (2–3 дня) лазарет из Гусиноозерского и Новодмитриевского, а равно и все пленные «сматываются» неизвестно куда. Неприятельский аэроплан обстреливал на Гусином озере свой лазарет.

Бой под Ново-Дмитриевском, успешный сначала для белых (всадники гонят и рубят бегущую красную пехоту), вскоре, благодаря подошедшим красным броневым автомобилям, с которыми не могут справиться белые артиллеристы, кончается вничью. В этот бой красные вводят дивизию пехоты и около шести конных полков. Ночью тропами, по которым ездят только верхом для сбора кедровых орехов, под проливным дождем отходят белые отряды. Связь не доходит до есаула Забиякина, который получает неожиданное извещение о том, что белые отряды в панике отступают «не совсем обычным путем», Забиякину попадает в руки посланный с донесением от 35 дивизии в штаб отряда партизана Щетинкина красный оренбургский казак. Забиякин уходит дебрями по реке Темник, успешно отбиваясь от наседающего неприятеля, и присоединяется к отряду, который отходит, огрызаясь, подобно затравленному волку.

Кровопролитные арьегардные бои под Нарымской и Цежой разрешаются победой белых, которые переходят монгольскую границу и таким образом вновь попадают в Монголию.

Далее 1-я и 2-я бригады идут порознь. Как известно, 17 августа на Эгин-голе был убит своими командир 1-й бригады генерал Резухин. В ночь с 18-го на 19-е августа заговорщиками ошибочно, вместо палатки Унгерна, была обстреляна палатка его ординарцев.

2-я бригада снялась, неизвестно по чьему приказанию, и растянулась в походную колонну. Унгерн бросился в монгольский дивизион Бишиту-гуна. Неизвестно, кем был отдан приказ о выступлении всей бригады к переправе на Селенге. Отойдя несколько верст, пулеметчики и артиллеристы заняли позицию. Ожидая преследования со стороны монгольского дивизиона, отряд приготовился к бою.

Неожиданно из темноты вынырнул Унгерн верхом на своей великолепной кобыле. Кобыла – личный подарок атамана Семенова, и в насмешку Унгерн окрестил ее именем любовницы Семенова «цыганки Машки» – «Машкой».

Подъезжая то к одной, то к другой части на почтительном расстоянии, уговаривал Унгерн всадников и офицеров, хрипло кричал:

– Все, мерзавцы, умрете на востоке с голоду. Марш назад.

Тщетно звал:

– Очиров, Марков, Бурдуковский.

Верный раб его, палач, насиловавший и убивавший женщин по станицам, Бурдуковский валялся с разрубленным черепом. Никто не откликнулся на зов сумасшедшего барона. Один из офицеров бросился к нему и произвел в упор несколько выстрелов. Револьвер два раза дал осечку. Это спасло барона. Пригнувшись к шее своего коня, понесся он назад. За ним кинулись пять-шесть человек. (Некоторые из них не вернулись.)

Монголы Бишту-гуна, рассыпанные в цепь русскими офицерами, встретили Унгерна залпами. Но темнота и волнение стрелков способствовали тому, что ни одна пуля не задела его. Суеверные монголы с криками: «Бог, Бог, его не берет пуля», разбежались…

Унгерн прошел в палатку Бишиту-гуна и потребовал немедленного расстрела всех русских, служивших в дивизионе. Предупрежденные монголами, русские бежали.

Унгерн, взяв один монгольский эскадрон, бросился преследовать отходящую бригаду, но наткнулся на преследующих ее красных. Завязалась перестрелка…

По сведениям монголов, барон был связан и выдан чахарами эскадрона красным.

Конец барона никого из знающих его «методы борьбы с большевизмом» не удивил. Последние походы (особенно бои под Троицкосавском) наглядно доказали полную несостоятельность его как вождя.

Если прибавить к этому беспощадный террор, достигший апогея (сожжение доктора Езерского, расстрел его жены, расстрел химика Николаева и других), каждый мало-мальски осмысленный человек видел, что «время пришло».

Неизвестно, кто руководил переворотом. Мысль о нем носится в воздухе. Все эти битые всадники, все эти полковники, руки, ноги и головы которых неоднократно испытывлаи ташур «дедушки барона» (полковнику Маркову сломал руку, доктору Клинбергу – ногу, полковнику Львову, есаулу Инонову проломил головы) действуют, не сговариваясь.

И вот… под шашками их гибнут и любимый ординарец барона Перлин, и любимый вахмистр, и любимый адъютант, звероподобный Женя Бурдуковский, бывший денщик, к которому «на выучку» посылались боевые офицеры…

И только своим авторитетом, подозреваемые вечно, мобилизованные в Урге офицеры-«социалисты» останавливают дальнейшее кровопролитие.

После «ликвидации» барона Унгерна 2-я бригада, отбиваясь от наседавшего неприятеля (6 сотен), переправляется под огнем через Селенгу.

Дальнейший путь бригады: мимо Ван-Курэ в шестидесяти верстах от него по реке Могой на Угей-нор, Курэ Долце-геген, в ста пятидесяти верстах от Урги, ставка Цецен-хана, Буир-нор, Хайлар.