3-й Забайкальской отдельной казачьей бригадой, в состав которой входил полк, командовал мой троюродный брат, в то время генерал-майор, Дмитрий Фролович Семенов. Его штаб находился в гор. Урмия.
Предполагавшееся в то время наступление на Кавказском фронте, из-за которого я перевелся на этот фронт, не развивалось, но я не сожалел о своем приезде в Персию, ибо все же лучше было нести службу на передовых позициях, чем, имея дело с предателями родины, заниматься уловлением дезертиров в тылу армии…
Вообще, надо сказать, что Персидский фронт, как второстепенный, привлекал к себе внимание большевиков в меньшей степени, чем другие фронты, поэтому там было значительно спокойнее; не было особенно бурных выступлений, и фронт держался крепче, чем где-либо в другом месте. Дезертирство не получило столь широкого распространения, вследствие дикости природы и отсутствия удобных путей сообщения в тыл. Поэтому на Персидском фронте офицерам было сравнительно легче держать в порядке свои части и вести борьбу с разлагающим влиянием правительственных мероприятий, с одной стороны, и большевистской агитацией – с другой.
Приказ № 1 (изданный после Февральской революции приказ Петросовета по столичному гарнизону, введший в частях солдатские комитеты и фактически отменивший единоначалие, сыграл важную роль в разложении русской армии
К сожалению, старшие войсковые начальники, в видах собственной карьеры и установления хороших отношений с новым начальством, весьма часто держали себя не на высоте и даже подыгрывались под новые направления в правительстве и стране. Генерал от кавалерии Брусилов является образцом такой приспособляемости и оппортунизма, которые лишили его всякого уважения со стороны порядочных людей и свели на нет все прежние заслуги перед Родиной. Я припоминаю то отвратительоное впечатление, которое произвел на нас устроенный в Урмии, по распоряжению командира 2-го Кавказского корпуса, праздник революции, в котором сам корпусной командир принял непосредственное и очень деятельное участие…
Первые же дни революции показали невозможность для офицерского состава справиться с развалом в армии, который еще усугублялся выделением из полков лучших элементов для формирования так называемых ударных частей при штабах дивизий, корпусов и армий. В полках оставались солдаты, вовсе не желавшие воевать и постепенно расходившиеся по домам, и офицерский состав, которому чувство долга заставляло оставаться на своем посту до конца. Видя полный развал, охвативший армию, я вместе с бароном Р. Ф. Унгерн-Штернбергом решил испробовать добровольческие формирования из инородцев с тем, чтобы оказать воздействие на русских солдат, если не моральным примером несения службы в боевой линии, то действуя на психику наличием боеспособных, не поддавшихся разложению частей, которые всегда могли быть употреблены как мера воздействия на части, отказывающиеся нести боевую службу в окопах.
Получив разрешение штаба корпуса, мы принялись за осуществление своего проекта. Барон Унгерн взял на себя организацию добровольческой дружины из местных жителей – айсаров (ассирийцев
В апреле месяце 1917 года к формированию айсарских дружин было приступлено. Дружины эти, под началом беззаветно храброго войскового старшины барона Р. Ф. Унгерн-Штернберга, показали себя блестяще; но для русского солдата, ошалевшего от революционного угара, пример инородцев, сражавшихся против общего врага, в то время как русские солдаты митинговали, оказался недостаточным, и потому особого влияния появление на фронте айсаров на практике не оказало. Фронт продолжал митинговать и разваливаться». По всей вероятности, за успешные действия айсорских дружин Унгерн был произведен Временным правительством в войсковые старшины и в чинах даже обогнал своего друга Семенова, который все еще оставался подъесаулом.