Баронесса из ОГПУ

Двое суток для Александра Артуровича пролетели, как один день. Утро среды застало его с головной болью, запахом перегара и горьким привкусом во рту. Впрочем, ему было не привыкать. В последнее время Хольмст перед ответственными делами регулярно расслаблялся водкой, а потом, хорошенько умывшись холодной водой и почистив зубы порошком «ТЭЖЭ», буквально на глазах собирал волю в кулак, готовый свернуть горы. Несмотря на ранний час, он решил, что пора браться за дело. Для начала открыл все форточки в комнате и хорошенько проветрил помещение, из которого не выходил двое суток. После этого нажатием кнопки на столе вызвал помощника и дал тому задание. Тот из приемной протелефонировал Суворову. Выслушав короткое распоряжение, Василий позвонил Казутиной. Зоя как раз собиралась на работу.

– Сегодня к двум часам дня нас ожидает хозяин… нет, попозже нельзя. Чувствую, пробил час доказать свою преданность делу, мадам. – Передав сообщение, Василий подкрутил усики и усмехнулся: «Сразу видно, что гражданский человек. Никакого представления о военной дисциплине».

Зоя вышла из дому. Китаец Миша убирался во дворе. Напротив, со стороны улицы, с метлой в руке, стоял дворник и, перегнувшись через невысокий дощатый забор, рассказывал Мише о преимуществах кустов левкоя перед бальзаминами, которыми в Харбине любили засаживать палисадники.

– Я сегодня задержусь после работы по важному делу. Приду позже обычного, – обратилась к Мише Зоя. – Предупреди маму. Сама не стала ее беспокоить. Володька всю ночь ворочался, не спал. Она с ним.

– Хорошо, мадам капитано, обязательно. – Миша любезно улыбнулся и поклонился хозяйке. Дворник тоже уважительно кивнул, открывая перед дамой калитку.

Смысловского с Моргуновым и Перовым Хольмст решил вызвать на два часа раньше, чем Суворова с Казутиной. Однако не успел позвонить. Постучав в дверь, к нему вдруг вошли… брат и сестра Линь и с порога заявили, что японским кураторам непонятно, чем продиктовано самовольное, без согласования с ними решение о начале операции раньше срока. Почему об этом не были поставлены в известность они? И тут Хольмст покраснел, как сваренный под укропом рак: «Какая бл… донесла?!» – едва не вскрикнул он, но успев смекнуть, чем это ему может аукнуться, нарочито монотонным тоном произнес:

– Если кураторам нужна успешно проведенная операция, они не должны вмешиваться по всякому поводу в дела и решения «Братства».

– Что вы этим хотите сказать?

– Хочу сказать, что в мою группу просочился информатор, который докладывал о наших шагах красным. Мне надо было понять – кто это? Теперь я могу вам заявить, что предатель мной изобличен и изолирован. В связи с этим считаю, что операцию надо ускорить, пока «советчики» не очухались и не приняли упреждающих мер. Сыграем на факторе неожиданности. Так можете и передать своим хозяевам – беспокоиться им не о чем. Я понятно говорю?

– Вы уверены, что это правильное решение?..

– Все пройдет так, как надо. А теперь прошу меня извинить, господа, много дел. Не смею вас больше задерживать.

Брат и сестра переглянулись, встали и, прежде чем уйти, Линь Юн бесстрастно произнес:

– Надеемся, вы понимаете, что делаете.

– Безусловно.

Как только китайцы ушли, Хольмст вызвал в кабинет своего помощника Василевцева, хотя собирался это сделать попозже, после прихода Смысловского со товарищи, чтобы при них эффектно арестовать того. Приход китайцев ударил Александра Артуровича под руку, и он, разозлившись, не стал никого дожидаться. Когда Василевцев вошел, Хольмст потребовал у того оружие, достал из ящика стола наручники и, гаркнув: «Руки за спину!» – сцепил ими запястья.

– В чем дело, Александр Артурович? – на удивление спокойно спросил помощник.

Хольмст набрал полные легкие воздуха и эмоционально взорвался:

– Это я должен спросить тебя, Лев, в чем дело?! Это ведь ты сдал меня японцам. Черт тебя подери!.. Но откуда ты взял информацию?..

– Вчера вечером, – не стал ни в чем отпираться помощник, – вы вызвали меня к себе, потребовав еще бутылку водки. Когда я занес, предложили выпить с вами и сказали, что всегда ко мне относились с уважением и доверием.

– Дурак.

– Кто?

– Я!

– Кгм. В знак искренности раскрыли новый срок проведения диверсии. Я спросил, согласовано ли это с японцами. Вы не ответили, обругав их матом. Видя ваше состояние и зная привычку не бросать слов на ветер, я решил связаться с нашими кураторами, с которыми вы всегда согласовывали свои действия. Это преступление с моей стороны?

– Хуже! Это предательство, Лев! Донос! Ты предал наши интересы, подставил меня! И я лично пристрелю тебя, как большевистскую заразу! – в гневе схватив со стола пистолет Василевцева и размахивая им перед носом, закричал Хольмст. – Этим тоже уже позвонил?

– Вы ошибаетесь, господин штабс-капитан. Я не большевик, – с самообладанием заявил тот. Казалось, он был готов к подобной выходке.

– Ты – краснопузая сволочь! Молчать!

– Я не большевик. Не краснопузый! Я – штатный агент японской разведки!

Хольмст собрался выкрикнуть очередную едкость, но у него отвисла челюсть от удивления.