Баронесса из ОГПУ

– Оно и понятно. Крафт был известным человеком в Берлине. С молодых лет его связывали товарищеские отношения с Эрихом Хонеккером. Не многие могут похвастать дружбой с генеральным секретарем ЦК СЕПГ. – Петр Андреевич на минутку задумался. Он хорошо был знаком с биографией Крафта. Впервые узнал о нем… в 1943 году. Тогда, после тяжелого ранения, комиссар танковой бригады Абрасимов был назначен старшим помощником начальника Центрального штаба партизанского движения Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко и занялся подготовкой диверсионных групп для заброски в немецкий тыл. Одна группа диверсантов была направлена в Стокгольм, для срыва доставок руды редкоземельных металлов транспортными кораблями в Германию. Существенный вклад в успешное проведение операции внес тогда как раз Ганс Крафт. От него исходила очень ценная информация, которую использовали советские диверсанты. Они, наряду с другим, оказывали местным подпольщикам «техническую» помощь в изготовлении мин. Руководил этим делом бывший моряк торгового флота, немецкий коммунист Вельвебер. Местом для изготовления взрывчатки служила квартира стокгольмского стоматолога. Единственное, чего не знал Абросимов и знать не мог, что к сотрудничеству Крафта тогда привлекла не кто иная, как нынешняя писательница Зоя Воскресенская, в то время – подполковник госбезопасности и заместитель резидента в Стокгольме. А Вельвебера привез в Швецию сам резидент советской разведки в этой стране подполковник ГБ Борис Рыбкин. Борис Аркадьевич и Зоя Ивановна, являясь «бойцами невидимого фронта», были известны в дипломатических кругах Швеции, как муж и жена Ярцевы – работники советского посольства, он – советник, она – пресс-атташе. Все закрутилось стремительно. В результате совместной деятельности подпольщиками были подорваны один за другим два судна со стратегическим грузом. Взбешенные такой наглостью, германские спецслужбы кинулись по сантиметру обследовать третий корабль, груженный рудой, и… обнаружили в угольном бункере детонаторы!.. Вскоре нацистской опергруппе удалось вычислить и схватить часть подпольщиков, а самого Вельвебера изрешетили автоматной очередью на одной из улиц Стокгольма. Группа, засланная Абросимовым в Швецию, вернулась в Союз. Но это уже для немцев ничего не меняло. Советские разведчики смогли, используя агентурные связи в Швеции, Норвегии, Дании, Германии и Англии, а также сообщения информаторов, оперативно собрать, обобщить и отправить в центр сведения о маршрутах передвижения конкретных судов с рудой. Работа была проведена огромная, в результате нее советскими и британскими подводными лодками, а также ударами морской авиации с воздуха, были потоплены двадцать три немецких корабля! Ни одному транспорту с рудой не удалось достичь порта назначения. Таким образом, немецкий план по уничтожению военного потенциала СССР потерпел полный крах. За эту операцию Воскресенской и Рыбкину присвоили звания полковников и наградили орденами Красного Знамени. Об этом в беседе о немецком летчике Гансе Крафте Пахомову рассказала Зоя Ивановна, когда тот спросил ее: «Неужто и впрямь вам удалось это сделать»? Эдуард Прокофьевич мог поделиться воспоминаниями Зои Ивановны с послом, но не сделал этого, так как и Петр Андреевич не стал говорить о Крафте больше того, что уже сказал. Он лишь спросил:

– Папка Крафта у вас?

– Нет, она оказалась пустой. Хотя сегодня утром я звонил Крафту, и он сообщил, что «записка от друзей» лежит у него в папке. Он должен был принести ее на встречу, но не явился. Тогда я пошел к нему и обнаружил его убитым в своей квартире.

– Вы уверены, что его убили?

– Даже не сомневаюсь.

– Держите меня в курсе.

Пахомов кивнул, повернулся и вышел из кабинета.

Половину следующего дня Эдуард Прокофьевич провел в представительстве КГБ в ГДР, которое находилось в одном из тихих районов на востоке Берлина – Карлсхорсте. Здесь, на Цвизелерштрассе, располагался советский военный городок, где трудились и проживали с членами семей сотрудники госбезопасности и военной администрации. До середины пятидесятых годов «Карловка», как на свой манер называли Карлсхорст русские, была обнесена колючей проволокой, но потом ее убрали.

Был обеденный час. Зоя Ивановна попросила таксиста остановиться на Лорелейштрассе, одной из красивых улиц Карлсхорста, чтобы пройтись мимо утопающих в зелени домов с высокими черепичными крышами. Каждый свой приезд в Берлин она обязательно находила время, чтобы прогуляться по этой улице. Тронутая воспоминаниями, Зоя Ивановна свернула по аллее в парк и вошла в уютное кафе. Эдуард Прокофьевич встал, когда увидел ее, и помахал рукой. Каких-то тридцать минут назад он позвонил домой и предложил Зое Ивановне встретиться здесь, зная привязанность ее к этому местечку. Скорая на подъем, Воскресенская не заставила себя долго ждать. Когда принесли кофе, он и она с удовольствием сделали по глотку дымящегося ароматного напитка.

– Никогда не думала, что буду скучать по Карлсхорсту, – произнесла она, – но ты ведь пригласил меня не для того, чтобы погрузить в ностальгию.