Баронесса ринга

Он обаятелен, но до странного напыщен, а глубокие морщины вокруг рта и глаз говорят о том, что он часто страдает от боли, – возможно, постоянно. Ходили грубые шутки. Он, дескать, не смог сесть на коня при Ватерлоо, а уж о том, что его терзают сильные прострелы, было известно всем. Он не старик, но выглядит каким-то истонченным, словно клинок, когда-то острый, который слишком часто шлифовали на точильном камне.

Выпустив ее руку, он тут же прижал свою ладонь к животу и начал мять и массировать его; значит, рассказы о желудочных болях ничуть не преувеличены.

Однако Марианна подозревала, что больше, чем от физического дискомфорта, он страдает от унизительных обстоятельств. В комнате гнетущим туманом стояла тяжесть его краха. Он был первым императором Франции за тысячу лет, а теперь пленник, которому только и оставалось, что стрелять в соседских кур и козлов.

И даже в этом ему отказано.

Они пили превосходный кофе с невкусными булочками и сандвичами, разговаривали о новостях внешнего мира, которые слишком медленно добирались до острова.

Глядя, как беседуют между собой ее муж и отец, возможно, даже начинают немного друг друга уважать, Марианна поняла: это тронуло ее сильнее, чем она могла предположить.

Было болезненно ясно: генерал куда увереннее чувствует себя с мужчинами, что неудивительно, учитывая течение его жизни. Несмотря на частые любовные интрижки, она не считала его ловеласом. Она сомневалась, что это он гонялся за женщинами. Скорее их влекла к нему его властность.

Время, проведенное ею с матерью прошлым летом, оказалось познавательным, хотя особой радости ей это не принесло.

Дезире, знавшая о предстоящем ей путешествии, постаралась донести до Марианны, как мало ее отец уважал женщин, как однажды во всеуслышание объявил, что женщины всего лишь «машины для производства детей». И, виновато глядя на дочь, добавила: «Так его воспитывали».

Эта расхожая точка зрения огорчала герцогиню.

А еще это помогло Марианне понять, как ей повезло с выбором мужа. Ее дочери, если когда-нибудь родятся, вырастут рядом с мужчиной, который будет ценить их самих гораздо больше, чем их способность расширить область влияния фамильной династии.

К тому времени как они допили кофе, Марианна заметила, что отец устал, и пыталась придумать, как дипломатично предложить ему отдохнуть перед обедом, но тут на помощь пришел Сент-Джон.

– Вы не будете сильно возражать, если мы с Марианной прогуляемся? Когда мы ехали сюда, заметили прелестную обзорную площадку, и ей очень захотелось рассмотреть все поближе.

– Разумеется, разумеется! Конечно, надо полюбоваться нашими видами. – Он коротко безрадостно рассмеялся. – В них тут нет недостатка. – Он легонько погладил живот. – Оставлю вас не спеша обследовать наши окрестности, если вы не против. – Он поднес руку Марианны к губам и поцеловал. – Да и я отдохну.

Он позвонил слуге, чтобы тот проводил их, и веки его отяжелели прежде, чем гости успели выйти из комнаты.

– Ты в самом деле увидел какое-то место, куда хочешь сходить? – спросила Марианна, когда Сент-Джон вывел ее из мрачного, унылого дома.

– Нет. Но я подумал, что тебе захочется немного прогуляться и подышать свежим воздухом. Тут есть скамейка рядом с теми странными деревьями. Мы можем там немного посидеть.

– Дом довольно…

– Ужасный? – подхватил Сент-Джон. – Да, это так. Но осмелюсь заметить, что и остальные тут не лучше. Как он упомянул, сырость проникает всюду. А темно в доме по необходимости, чтобы бороться с изнуряющей жарой.

– Я видела крысу рядом с шезлонгом.

Он поморщился:

– Я надеялся, что ты не заметила. Лоу посоветовал нам уйти сразу после ужина. Похоже, вечернее развлечение заключается в том, чтобы после того, как будет убрана посуда, собрать в столовой всех слуг и собак и охотиться на грызунов.

Марианна с широко распахнутыми от удивления глазами повернулась к нему:

– Ты шутишь!

– К сожалению, нет. Поэтому по вечерам ему возвращают ружье.

– Боже праведный!

– Я заметил, что у многих слуг на руках видны следы от укусов.

Марианна содрогнулась. Она не боялась мышей, но крысы… нет уж, у нее нет ни малейшего желания биться насмерть со всякой нечистью.

– Итак, – сказал Сент-Джон.

– Итак?

– Он такой, каким ты его представляла?

Она негромко фыркнула:

– Он был неординарной, совершенно невероятной личностью в течение нескольких десятилетий. Больше никто не может соответствовать его репутации.

Сент-Джон почувствовал облегчение.

– Ты думал, я разочаруюсь?

– Я беспокоился, что ты можешь разочароваться. Это так?

Марианна глубоко вздохнула.

– Не знаю. Подозреваю, пройдет много лет, прежде чем я смогу оценить события сегодняшнего дня. – Она вдруг весело взглянула на мужа. – Но ты должен признать, что эти двое – мои мать и отец – та еще парочка.

Его губы сложились в улыбку, от которой у Марианны всегда порхали в животе бабочки.

– Да, они, несомненно, необычные.

Марианна засмеялась – надо же, какое деликатное высказывание!

Син чмокнул ее в щеку.

– Но одну вещь они сделали правильно – произвели на свет восхитительную дочь.