Баронесса ринга

– Он лежал в эмалевой шкатулке. Сандрин тяжело болела, когда писала Соне. Она боялась, что умрет до того, как кто-нибудь из нас приедет за тобой, поэтому закопала шкатулку и медальон и написала, где искать. К тому времени как я за тобой приехал, она уже не приходила в сознание, и за ней ухаживала соседка.

Марианна покрутила медальон:

– Значит, это и есть тот медальон, который нужен Доминику. А о каком письме он говорил? От моей матери… э-э-э от Сандрин?

– Я не знаю, какое письмо он хочет получить.

– Опять врешь?

– Нет! Я не знаю!

– Где последнее письмо от Сандрин?

Он сглотнул:

– У меня его нет.

Марианна прищурилась.

– Клянусь! На этот раз я говорю правду.

– О, на этот раз! – Марианну ошеломляла ярость, бушевавшая у нее в груди, когда она смотрела на этого лживого незнакомца. – А откуда Доминик вообще знает об этом медальоне?

– Он рылся в моих вещах. Ты же знаешь: я всегда ношу эту сумку с собой, но если кто и мог до нее добраться, то это ублюдок Стрикленд.

– И ты все эти годы носишь это в своей сумке? – с откровенным скептицизмом спросила Марианна.

– Ну конечно, нет. Но до тех пор, пока мы не купили дом, я нигде не чувствовал себя в безопасности, поэтому…

– Ты врешь мне, Барнабас! Ты о чем-то умалчиваешь! И, вероятно, много о чем.

– Да нет же, клянусь, – проныл Фарнем жалобно.

– Зачем Доминик написал тебе в прошлом году?

Барнабас уронил голову в ладони и признался едва слышно:

– Он хотел, чтобы я обязательно привез ему тебя. Поклялся, что на этот раз вернет мне проклятую контрабандную тетрадь.

– Должно быть, эта тетрадь чертовски ценная, если ты готов пойти на что угодно.

– Она не очень… хорошая, – пробормотал Фарнем.

Марианна содрогнулась, представив себе, что, как дамоклов меч, держит Доминик над головой Барнабаса.

– Где его письмо? Я хочу его видеть.

– Я его сжег.

Конечно, сжег.

Марианна нахмурилась, глядя на его склоненную голову.

– Надо думать, женщина с портрета очень богата, судя по миниатюре и медальону. А если учесть наше сходство, думаю, я ее дочь. Пятьсот фунтов тоже указывают на ее состояние, раз она заплатила столько, чтобы обо мне заботились. Наверняка Доминик, с его-то отточенным чутьем на человеческие слабости, считает, что нашел женщину, из которой может выжать кругленькую сумму.

Барнабас кивнул:

– Да, я тоже так думаю.

Марианна засмеялась.

– Не вижу во всем этом ничего смешного.

– О, это такой черный юмор, но все равно забавно. Я с самого начала знала, что существует только одна причина, по которой Доминик снова захотел меня увидеть: деньги. И оказалось, не ошиблась. – Она вперила в него холодный взгляд. – А ты можешь идти.

– Погоди, – взмолился Барнабас. – Что ты собираешься делать?

– Я тебе уже сказала: поеду с герцогом к Доминику.

– Тогда я поеду с тобой.

– С какой стати… – И тут до нее дошло. – Хочешь получить назад свою тетрадь. – Марианна пожала плечами. – Делай что хочешь, Барнабас, но со мной ты не поедешь.

– Марианна, пожалуйста, не надо так. Я собирался рассказать тебе все в твой день рождения, когда ты, наконец, станешь совершеннолетней.

– Ты имеешь в виду, взрослее, чем когда ты отдал меня замуж за Доминика? Так ты поэтому так настаивал и уговаривал, поэтому так старался, убеждая, что или замуж за Доминика, или провести всю жизнь в еженедельных боях? – Она прищурилась. – Ты уже заранее знал, что та свадебная церемония была фальшивой, а, Барнабас? И согласился пожертвовать мной, чтобы получить свою драгоценную тетрадь?

– Нет! Как ты можешь думать, что я…

– Просто возвращайся домой! Я привезу тебе тетрадь с твоими грязными тайнами.

Марианна вдруг почувствовала такую усталость, что едва могла держать глаза открытыми, поэтому закрыла их и откинулась на спинку кресла.

Довольно долго стояла тишина.

– Прости меня, – негромко произнес Барнабас.

Она услышала его шаги, затем дверь открылась и закрылась. Наконец-то она осталась одна.

Марианна открыла глаза. Ее дядя… нет, Барнабас, положил эмалевую шкатулку на стол рядом с медальоном. Она взяла его и снова открыла, глядя на портрет матери, надеясь уловить хоть что-то родное, но не почувствовала ничего, кроме печали. Сандрин Симпсон, мать, которую она любила всю жизнь, возможно, была такой же, как Барнабас, – просто еще кем-то, кому женщина с портрета заплатила за заботу о ее ребенке.

Это и вправду черный юмор. Как будто Марианна и без того не опустилась на самое дно после той истории с Домиником, так теперь еще оказалась незаконнорожденной.

Что еще Барнабас ей расскажет, пока вся эта заварушка с Домиником не закончилась?

Глава 23

Сент-Джон смотрел на Марианну. Ее веки становились все тяжелее и тяжелее, хотя она не съела еще и половины ужина, принесенного Иветт.

– Устала? – спросил он, положив вилку и нож на свою почти пустую тарелку.

– Устала, но мысли не унимаются. – Она зевнула и тут же коротко взглянула на него. Бледные щеки порозовели. – Прошу прощения, это очень невежливо.

– На этот раз я вас прощаю.

Ее губы сложились в очаровательную, чуть кривоватую улыбку.

– На самом деле вы думаете, что уже давно привыкли к моей грубости.