Баронесса ринга

Губы герцога дрогнули – похоже, она не ошиблась. Он с облегчением отметил, что она снова разговаривает и улыбается, хотя и выглядит измученной и очень уставшей. Утром, после того как Барнабас ушел, Сент-Джон вернулся в ее комнату и обнаружил там женщину, постаревшую лет на пять. Более того, она казалась больной, и не из-за удара в висок, а от отчаяния.

Он не спросил, что случилось, а она не рассказывала: просто забралась в кровать, хотя до этого сетовала на то, что спала весь предыдущий день. Марианна проспала весь день и часть вечера, опять пропустив ужин.

Сент-Джон тоже не пошел в столовую: ждал, когда она проснется, и надеялся, что у него еще появится возможность поговорить с ней до утра, когда она будет чувствовать себя получше.

Как и вчера, он заплатил экономке баснословную сумму, чтобы кухню на ночь не запирали. Наконец, около одиннадцати ночи, Марианна проснулась.

– Все это очень вкусно, – сказала она, отодвигая от себя тарелку с недоеденным ужином, – но больше я не могу съесть ни кусочка.

Сент-Джон встал и позвонил служанке, чтобы унесла остатки.

– Теперь я готова выслушать все, что произошло, пока спала, – сказала Марианна. – И хочу знать план наших действий.

Стонтон поднял бутылку с портвейном, которую велел прислать в комнату, но Марианна покачала головой и он налил бокал только себе.

– Сегодня отбыли почти все. Остались только вы, я, Гай, Эллиот, Сесиль…

– Сесиль? Почему она здесь?

– Заявила, что останется с вами. Уперлась – и ни в какую…

– Завтра, как только у меня появится возможность вразумить подругу, она передумает.

Стонтон очень в этом сомневался.

– Если она поедет с нами, вы возьмете фургон, так что не придется тесниться в нашем, – заметил он.

– Может быть, его захочет забрать Блейд? Или она уже уехала?

– Эллиот сказал, что она покинула гостиницу еще до рассвета. Вместе со своей птицей. – Он фыркнул. – И, вероятно, с дюжиной ножей.

– А как же ее вещи?

– Сесиль говорит, она оставила багаж в фургоне.

– Это странно.

И в самом деле странно.

Сент-Джон не стал уточнять, что Эллиот последовал за Джо, но уже миль через десять она умудрилась сбросить его с хвоста, и что она не отправилась в Кале вместе с остальными.

– Значит, в нашем распоряжении два фургона?

– И еще один вашего дяди. Он управляет им сам, потому что отправил конюха с каретой.

Марианна нахмурилась, внезапно окончательно проснувшись.

– Барнабас с нами не поедет!

– Он очень настаивал… и еще с этой экономкой.

– И Соне с нами нечего делать! Я думала, мне больше никогда не придется выяснять с ней отношения.

– Это как-то связано с вашим утренним разговором?

– Никто из них не поедет! – упрямо повторила Марианна, пропустив его вопрос мимо ушей.

– Но мы вряд ли сможем им помешать: это общественная дорога. Уж лучше позволить им ехать с нами – так, по крайней мере, мы сможем быть в курсе их планов.

– Нет. – Она скрестила на груди руки.

– Подумайте немножко, – настойчиво попросил герцог. – Если Барнабас потащится позади нас, это будет выглядеть… странно.

– Мне плевать.

– Эллиот нашел художника-декоратора, который работает в местном театре. Он переделает надписи на фургонах с английского на французский. Надеюсь, так мы будем привлекать меньше внимания на дорогах.

– И как мы называемся по-французски?

– Foire aux Femmes Fantastiques de Fuchs[11].

– Почему Фукса?

– Это придумал ваш дядя.

– Он мне, как выяснилось, не дядя: просто посторонний человек, которому моя мать заплатила пятьсот фунтов за опеку. – Выражение мучительной безысходности исказило ее черты. – Он лгал мне почти во всем. Он даже не родственник той женщины, которая выдавала себя за мою мать. Насколько я понимаю, ей тоже заплатили, чтобы она обо мне заботилась.

Сент-Джону пришлось тщательно обдумывать, что сказать. Очевидно, Марианна знала, что Барнабас прикарманил некоторую сумму, но известен ли ей истинный масштаб его воровства? Скорее всего, нет.

Глядя на ее несчастное лицо, он решил, что сейчас не самое удачное время рассказывать, что на самом деле ей не требовалась эта изнурительная и опасная работа, что она могла жить как леди, что именно Барнабас сделал ее жертвой Доминика, поэтому он просто спросил:

– А кто же ваша настоящая мать?

– Он не знает. – Марианна горько рассмеялась. – Хотя чего стоят его заверения? О, кстати, вот медальон, принадлежавший моей настоящей матери.

– Медальон?

– Да. Барнабас подтвердил, что именно его и жаждет заполучить Доминик. Еще одна ложь.

– А письмо?

– Он все еще утверждает, что письма больше нет, но, зная «дядюшку», я не удивлюсь, если в какой-то момент письмо волшебным образом возникнет. Он считает, что Доминик надеется отыскать мою настоящую мать и шантажировать ее. А вот это, я думаю, верное предположение.

Сент-Джона в очередной раз ошеломила безнравственность Доминика, хотя пора было бы уже привыкнуть.

– Если Барнабас не знает, кто она такая, как Стрикленд намерен ее шантажировать? – спросил он.

– Сомневаюсь, что Фарнем полностью раскрыл свои карты. Не удивлюсь, если он точно знает, кто она такая, а возможно, и отец тоже.