— Добрый вечер! — обласкал ухо приятный голос с мягким акцентом.
— Здравствуйте! Я бы хотела чашку кофе и, — клиентка замялась, не зная, как обозвать маленькие кремовые шарики с марципаном и орехами, которые так и прыгали в рот, потом мило улыбнулась, проакала столичным говорком, — пожалуй, я возьму бизе. — Господи, да она ненавидела эту сухую белковую смесь! Но мычать, тыкая пальцем в витрину, не хотелось, и из двух зол лакомка выбрала меньшее.
— Присаживайтесь, вас обслужат! — просветил малый и заманипулировал с кофеваркой.
Ужаснувшись, во что обойдется такой сервис и дурацкое бизе, транжира пристроилась у окна и огляделась. А, оглядевшись, поняла, что деньги — дело наживное, и не они западают в душу. Душевный комфорт создается минутами, когда — ножка на ножку — человек может наслаждаться жизнью и независимостью. Молодая куколка в кружевном фартучке с улыбкой выставила перед носом заказ, зажгла свечу в пузатом бокале и тихо испарилась. Кристина молча вздохнула. В Москве подобное может только сниться, столичная обслуга клиента не жалует и вечно норовит то обсчитать, то нахамить. Критиканша усмехнулась. Только вошла — рифму выдала. А если не печалиться, так к выходу сонет скухарится — в честь кукольно-акцентного дуэта, ха-ха! Рифмоплетка сделала глоток горячего душистого напитка, не глядя, достала из сумки твердую пачку сигарет в целлофане и зажигалку. На пол шлепнулся туго набитый конверт, из которого выглянул ленинский лик на розовой десятке. Девушка поспешно наклонилась и сунула «беглеца» обратно. Положила сумку на колени, выпрямилась, внимательным взглядом окинула зал. Бармен за стойкой тщательно протирал бокалы, в углу ворковала молодая парочка, светловолосая куколка рассеянно пялилась в окно. На растяпу никто не обращал внимания. Успокоившись, она потянула за хвост узкую красную полоску, освободила сигаретную пачку от прозрачной обертки, вытащила длинную темно-коричневую сигарету и закурила, с небрежной изящностью стряхивая пепел. Блок «More» был приобретен у Зойки Ненцовой, чей папаша трудился за кордоном и при редких наездах, тайком от матери, одаривал любимое чадо запретными плодами. Кое-что иногда перепадало и Кристине, не за бесплатно, разумеется: Заяц всему знала цену. Чашка кофе и никотиновый шик сняли напряжение. «Богачка» расплатилась, посмотрела на часы и, довольная, двинула к двери. Через пять минут она будет у входа в гостиницу, а через десять покатит с водителем на съемочную площадку, куда могла бы сейчас и не чалить, если б не чертов директор. В кои веки выдалась пара свободных часов — и тут же накрылась медным тазом. А все из-за этого заполошенного Гринцевича! Помреж ухмыльнулась, вспомнив, как канючил в ее номере Оська, прикрывая рукой дырку на заднице.
— Окалина, будь другом, выручи, а? Не могу же я расплачиваться с людьми в таком виде. Да, вообще, блин, ничего делать не могу! Моим драным срочно нужна замена. А с меня презентик за услугу, Гринцевич на добро памятный.
— Не нужен мне твой «презентик», — буркнула она, злясь на Оськину беспечность и собственную мягкотелость, — давай деньги. Носишься вечно, как угорелый! Осторожнее надо быть, тогда и самому не придется тратиться, и других нагружать не будешь.
— Золотце мое, — обрадовался растяпа, протягивая пухлый конверт, — не красота спасет мир, а доброта! Красота — губит, доброта — голубит. И ты, мой ангел, единство этих антитез.
— Болтун!
На улице стемнело. Прижав локтем сумку и бдительно озираясь по сторонам, Кристина топала к гостинице. Оська обещал подтянуться, но верилось ему с трудом: не так-то просто найти приличные джинсы, а в здешний самострок этот пижон не влезет даже под пулей. Знакомый «Рафик» увидела издали и прибавила шаг: ни к чему заставлять себя ждать, не хочешь нареканий — не давай поводов. Приостановилась, отвернула рукав куртки, всмотрелась в черный квадратный циферблат с римскими цифрами, отцовский подарок к Новому году. Отличненько, в запасе еще целых шесть минут! Можно расслабиться, а не нестись, выпучив глаза и вывалив язык. Можно даже спокойно подойти к машине с тылу, где дорожка выложена разноцветной плиткой, тускло мерцают кованые фонари и бархатится зелень газона с одиноким грустным деревом, забавно подстриженным под горшок. Здесь был особый шарм, он слегка напоминал раннего Феллини и будил воображение.
Все дальнейшее случилось в секунды. За спиной раздался топот. Рядом оказались двое. Молодые, спортивные, молчаливые. Лиц не разглядеть. Повалили на землю. Один вдавил голову в траву, мордой в мокрый холодный «бархат», другой рвал с плеча сумку. Кристина остервенело за нее цеплялась: кому охота «дарить» казенные деньги? Получила по ребрам, по рукам, по спине. Не сдавалась, брыкалась дикой лошадью. Потом что-то шарахнуло по голове, и наступила темнота…
1986 год
— Окалина, ты мне будешь нужна!
Ассреж дернулась погасить сигарету и пристроиться к режиссеру хвостом.