— Не сейчас, — остановил Ордынцев. — Через полчаса спущусь в бар. Возьми чашку кофе и жди в греческом зале, — приказал и тут же пошагал дальше по коридору.
— Кофейком на пару балуетесь? — хитро прищурилась Ольга.
— Слушай, почему ты все стараешься опошлить? — вспыхнула Кристина. — Как будто сама кофе с ним не пьешь!
— Не заводись! Я под рукой нахожусь, а ты метишь под сердце. Это небезопасно. Евгений, конечно, личность, факел! Но огонь может здорово обжечь, если подобраться слишком близко.
Она молча пропустила мимо ушей идиотский намек, с Ольгой спорить, что лысого причесывать.
— Солнце мое, спустись с небес, — продолжала зудить Хлопушина, — посмотри на Элеонору. Бедная баба до сих пор очухаться не может, ходит, как потерянная. Думаешь, почему? — «солнце» не ответило, внимательно наблюдая за вороной, важно расхаживающей под окном. — Бросил ее Ордынцев! Бабник твой Евгений Саныч, об этом вся Москва знает. В его постели разве что пионерки да пенсионерки не побывали, — чесала зубы Ольга. — И я по-дружески предупреждаю: не лезь в пекло.
«Просвещенная» с интересом посмотрела на сплетницу.
— Спасибо за информацию, я подумаю, — и, развернувшись на сто восемьдесят, поплыла к бару.
От злости ее распирало, точно чебурек в кипящем масле. Надо же такое придумать! И кем эта Хлопушина себя возомнила? Кассандра доморощенная! Да Ордынцеву через пару-тройку лет полтинник стукнет, у него виски седые, он умница, каких поискать, талантлив от Бога и обаяния до черта. Кто она перед ним? Пигалица, пигмейка, муравей у собора! Что между ними может быть? Чашка кофе в баре и куцее «спасибо», как премия в квартал. Нет, Олечке явно пора в желтый дом — мозги как следует прочистить. Кристина вспомнила то собрание, почти три года назад, когда известный режиссер неожиданно встал на защиту сопливого беспечного помрежа. «Умный собьет замок и выкрадет лошадь из стойла, — сказал тогда Ордынцев, — мудрый поленится. Я предлагаю не пороть горячку». В итоге, она отделалась «строгачом», на пару с Гриней. Но у Оськи лапа наверху мохнатая, да и сам не промах — с него по-любому как с гуся вода. А вот ее могли в два счета турнуть, и рука бы ни у кого не дрогнула. Странную фразу про лошадь молодая помощница зарубила себе на носу, и хоть не все в ней было понятным, сделала девизом. Теперь прежде, чем шагнуть, она еще поленится, поразмыслит хорошенько, стоит ли делать этот шаг.
Удар подонков по голове вышиб иллюзии и заставил смотреть на жизнь трезвее. Кристина Окалина дала себя зарок: никогда не быть сговорчивой. Не вникать в чью-то ситуацию, не входить в чужое положение — думать прежде всего о собственный интересах. Ведь не поддайся она в тот раз уговорам директора, не пришлось бы иметь столько проблем. Преподанный урок усвоила крепко и не отступала от заученной истины ни за какие посулы. Народ вокруг оказался понятливый, перемену декораций заметил сразу. Поворчали, пофыркали, однако с дурацкими «выручи» больше не приставали. Она знала: за глаза обзывали молодой да ранней, эгоисткой, карьеристкой, но за твердость зауважали и признали в ней силу. Последнее было важнее всего. Кроме того, добро не есть добродетель — это Кристина испытала на собственной шкуре.
Выпустили одну картину, вторую, а через полгода Ордынцев взял их с Ольгой на третью: Хлопушину — вторым режиссером, Окалину — своим ассистентом. Может, и не взял бы, да выручил, как всегда, случай: уволилась прежний ассистент режиссера. Рыжая Батманова вылечила, наконец, своего дипломата и укатила с ним в Стамбул. У бедняги был какой-то перелом позвоночника, Кристина в подробности не вникала. Батманова была гордячкой, дружбу водила с парочкой редактрис из выпуска, своих близко не подпускала. У Кристины она вызывала симпатию и сочувствие. Еще бы, пережить такое — не пожелать и врагу. Если у невесты в день свадьбы жених, спасая чужого ребенка, попадает под машину, а после — калекой — на больничную койку, что бы делали вы? Наверняка, кляли бы судьбу и обливались слезами. Юлька, в отличие от многих других, не сдалась: рыскала по всей Москве, выискивала врачей своему ненаглядному. А уж когда Батманова, промучившись полгода, приволокла откуда-то с Кавказа чудодейственного дедка из аула, и тот поставил на ноги парня, народ просто выпал в осадок, об этой истории молчал разве что только немой. Даже Ордынцев как-то обмолвился, что сам напишет сценарий и поставит фильм — о любви, способной творить чудеса. Кристина вздохнула, не понимая, с чего вдруг все это всплыло в памяти. Во всяком случае, она получила шанс, упускать который теперь не намерена. А за доверие, оказанное Евгением Санычем, она признательна очень и, конечно же, докажет всем, что решение режиссера не являлось ошибкой. По правде говоря, Фортуна уже сейчас перестала показывать зад, начала смотреть ласково в лицо, но предупреждала: гляди в оба и варежку не разевай.