Барракуда

— Мне нужна сопровождающая. Послезавтра состоится прием в посольстве. Одному идти неприлично, а появиться там необходимо. Ты согласна отправиться со мной?

От восторга у нее перехватило дыхание. Показаться с человеком, чье имя у всех на слуху, да еще там, где только избранные, — такое и во сне никому не приснится! Ассреж представила себя в черном вечернем платье, непременно длинном, с глубоким овальным вырезом, ниткой жемчуга на открытой шее, с гладкой прической — элегантную, невозмутимую, загадочную. Ирэн Форсайт и рядом не стояла! «Но где взять платье? Жемчуг, допустим, можно купить в соседней галантерейке, от натурального не отличить, а…»

— Вечерний наряд не обязателен, — продолжил телепат. — Прием неофициальный, по случаю Рождества. Однако джинсы со свитером, сама понимаешь, тоже не годятся, — потом улыбнулся. — Так что, выручишь?

…Она чувствовала себя Золушкой, волею феи попавшей на бал, чьим-то капризом, ошибкой, фокусом — Бог ты мой, да кем угодно, но только не собой. А «фокусник» стоял рядом и снисходительно улыбался, оглядывая роскошную гудящую массовку. Высокий, гривастый, могучий — лев, ненароком заглянувший на лисий пир. Губы растягивала улыбка, рот выдавал приветливые фразы, а в глазах — скучища. Сопровождающая просекла маскируемую скуку в два счета: даром, что ли, вторую картину под боком крутится. Но собственной зоркостью кичиться не стала — вздохнула незаметно и попыталась осмотреться. Оживленная разноязычная речь, улыбки, закуски, напитки, роскошная елка — хоть убейте, нет повода для скуки! Как можно кукситься в этом раю? Да за право быть здесь принятым и душу заложить не жалко! Девушка вздохнула: только где вот найти такого «ростовщика»? Ордынцев остановил скользящего мимо официанта с подносом.

— Попробуй, тебе должно понравиться, — протянул Кристине рубиновый напиток в высоком — зонтиком — бокале.

— Что это?

— Мартини.

Она вспомнила аромат и вкусную горчинку — этим вином угощала когда-то Ненцова. Заяц на угощение не поскупилась и, хвастая папашиным презентом, налила щедро, до краев. Мартини запомнилось тем, что в тот раз впервые Кристина испытала удовольствие.

— Спасибо, это мое любимое, — скромно признался «тонкий ценитель».

— Рад, что угодил, — усмехнулся Ордынцев.

Он изменился разом: скучающего, пресыщенного льва в момент сменил голодный хищник, готовый к прыжку. Евгений Александрович все так же снисходительно улыбался, потягивая виски, только вцепились вдруг пальцы в стекло да сузились глаза.

— Подожди! — бросил коротко и направился к вошедшей девице.

Высокая, фигуристая, ноги от ушей — немудрено, что Ордынцев забыл о приличиях. Однако лев ринулся не к ней (?!), а к ее спутнику, заурядному усатому брюнетику в очках, по-хозяйски обнимавшему длинноногую за талию. Кристина принялась наблюдать за троицей. Издали слов не услышать, но это и не важно. О многом говорили лица: удивленное — красотки, растерянное — очкарика и разъяренное — Ордынцева. Евгений Александрович и очкастый перебросились парой фраз, после чего к хлыщу вернулось самодовольство, а режиссерский лик побагровел. Коротышка ухмыльнулся и что-то добавил. Потом взял куколку под локоток, собираясь, видно, отчалить подальше от греха.

Таким взбешенным Ордынцева еще не видел никто. Второй раз плюнув на этикет, он ухватил малого за плечо, притянул к себе и шепнул пару ласковых на ухо, для этого льву пришлось порядком наклониться. Затем небрежно оттолкнул и развернулся. При резком развороте рука с бокалом зацепилась за хлыща, на чужой светлый костюм плеснуло янтарной жидкостью. Народ вокруг, занятый собой, мелкую стычку не заметил. А ее гривастый участник уже был в сторонке и, приветливо кому-то кивая, приближался к Кристине.

— Еще мартини? — спросил как ни в чем не бывало.

— Не откажусь, — расхрабрилась приметливая.

Следующие пару часов Евгений Александрович был оживлен, весело острил и забавно рассказывал киношные байки. Легендарные имена произносились легко, привычно, с точной копией манер и речи знаменитостей. Представил Кристину какому-то колобку, гладенькому, румяному, на коротких ножках. Поболтав ни о чем и рассыпавшись в комплиментах «очаровательной спутнице», толстячок покатил дальше.

— Кто это? — спросила она, весело наблюдая потешную походку и кокетливый упитанный зад.

— Я же вас познакомил, — напомнил Ордынцев, — а о чем не сказывал, о том и не пытай, — усмехнулся, посмотрев на часы. — Уже поздно, я должен отвезти тебя домой.

И окатил холодным душем. Во-первых, дал понять, чтобы не совалась своим носом куда не следует, во-вторых, прямо указал, где ее место. На горшке, у маминой юбки: срываться — рано, рыпаться — зря. Использовал в своих интересах (и козе понятно, что не для души), а теперь еще и учит жить? Нет бы приличия ради спросить: уйдем? Пора — и баста! Хочешь не хочешь — ноги в руки и двигай. Хорошо!

— Мне давно пора домой, — тоном страдалицы призналась сопровождающая, — просто вас жду. Нельзя же уходить, когда вы разговором заняты, — в последней фразе — тонкий намек на ее тактичность и его перепалку с очкариком.