Барселона: история города

Основная часть стартового капитала для этих предприятий поступала с Кубы, из Пуэрто-Рико и других испанских колоний. Деньги привозили или присылали обратно в Каталонию представители новой породы каталонских бизнесменов. Эти indianos в процессе своего превращения в торговых магнатов существенно изменили как общество, так и физический облик Барселоны.

Некоторые из «индейцев» были крепкими орешками. Они были слишком увлечены бизнесом, чтобы заниматься социальными нуждами метрополии. Вокруг театра «Лисеу» роились разные оперные байки, и одна из них была об «индейце», которого после триумфального возвращения с Кубы в начале 1880-х годов схватили люди, собиравшие пожертвования в пользу фонда, и чуть не насильно впервые в жизни привели в театр на «Зигфрида». Он выдержал увертюру и первый акт, но во время второго акта уронил голову на снежно-белую рубашку — «индеец» заснул глубоким сном, а сопровождающие вполголоса стали обсуждать, будить его или нет. Потом началась сцена схватки Зигфрида с Фафнером. «Индеец» очнулся и ошалело уставился на сцену, где вагнеровский герой сражался с драконом. Рука «индейца» потянулась к отсутствующему мачете. «Carajo, caimans!»[40] — вскричал он.

Можно было сколько угодно потешаться над «индейцами», но деньги у них имелись, и Барселона в них нуждалась. Они быстро учились уму-разуму, а их дети — еще быстрее. Как в Ист-Хэмптоне или Голливуде какой-нибудь скупщик акций или нувориш-продюсер очень скоро начинал выглядеть настоящим джентльменом, обзаведясь всеми необходимыми аксессуарами: от ботинок поло от Лобба до жены-трофея и бронзы Ботеро около плавательного бассейна, так и каталонские нувориши в период золотой лихорадки быстро покрывались благородной патиной, в то же время беззастенчиво выставляя напоказ свои благосостояние и власть.

Среди первых «индейцев» был Хосеп Шифре-и-Касас, с которым нам уже приходилось встречаться. Другой нувориш, Икель Биада-и-Буньоль (1789–1848), начав торговать оружием с Венесуэлой, свои доходы тратил на частичное уничтожение местных племен и строительство текстильной фабрики на паровой тяге в родном Матаро, а потом получил концессию на строительство первой в Испании железной дороги — одноколейки между Барселоной и Матаро, открывшейся через несколько месяцев после его смерти в 1848 году. Если даже вы не были богатым «индейцем», как эти двое, у вас все еще оставался шанс выбиться в люди, женившись на дочери богатого человека. К 1870-м годам такие невесты ценились на каталонском «брачном рынке», как американские богатые наследницы — в Париже. «Хорошие семьи» нуворишей укрепляли друг друга, образуя прочную сеть династических браков и деловых партнерств. Существовало около двухсот подобных кланов. Самыми мо:-гущественными были Жирона, Лопес и Гюэль.

Мануэль Жирона-и-Аграфель

Мануэль Жирона-и-Аграфель (1818–1905) был каталонским банкиром. Он женился на девице из семейства Куадрас, клана, владевшего роскошным домом на Диагональ, построенным Пуиг-и-Кадафалком. В этом здании сейчас Музей музыки. Никто не назвал бы Жирону проницательным и дальновидным человеком — до конца своей жизни он считал расширение Барселоны по плану Серда ошибкой и никогда не приобретал собственности в этом районе. Однако он значительно расширил банк, унаследованный от отца, а в 1875 году стал мэром. В основном он был известен своей скаредностью, которая даже по каталонским стандартам бережливости была чрезмерной. На фасаде его дома на Ронда де Сант-Пер красовался внушительный девиз «Вера укрепляет. Надежда дает жизнь. Благотворительность облагораживает. Труд придает достоинство». А сам Жирона, как гласит народная молва, оставил пятую и самую важную максиму: «Женщины делают вас слабее». Когда водитель такси пожаловался на низкие чаевые, сравнив их с песетой, которую обычно давал на чай сын Жироны, магнат обогатил барселонский фольклор замечанием, что мальчик может себе это позволить, имея богатого отца, но он, Жирона, себе этого позволить не может. Однажды перед обедом со своим главным политическим союзником Антонио Кановасом, премьер-министром Испании, когда пожилой служащий Жироны попросил о небольшом вспомоществовании, чтобы вставить себе зубы, Жирона, вместо того, чтобы дать денег, прочитал ему проповедь. Разве он не знает, что вставлять зубы — это против божественного замысла? Разве мы вправе менять течение жизни, предусмотренное природой? «Вы должны помнить, — наставлял Жирона, — если мы теряем зубы, это значит, что нашему организму нужны овощи и протертые супы — в общем, правильная диета. Вы хотите вставить себе зубы, чтобы снова есть мясо. Но как же можно не понимать: если бы ваш организм нуждался в мясе, разве у вас выпали бы зубы? Поступайте, как я: покоритесь замыслу Божию и Его воле».