По каталонскому обычаю две трети состояния отошли к
Эусеби Гюэль получил всю роскошь, которую можно купить за деньги. Он насладился путешествиями, и не только с целью инспекции фабрик. Он изучал французский в Париже и английский в Лондоне, а также архитектуру, искусства, политическую историю, поэзию и теологию. Воспользовавшись старыми связями в текстильной промышленности, он прошел стажировку в Ниме, где ему покровительствовал кардинал де Кабриер, епископ Монпелье, член Французской академии. (Парк Гюэль, который спроектирует для него Гауди столетием позже, многим обязан прогулкам молодого Эусеби в Нимском парке.)
Происходя из барселонской элиты, Эусеби унаследовал деловую хватку своего отца. Под его руководством семейный бизнес продолжал процветать. К 1895 году основная компания — «Гюэль Парельяда» — располагала капиталом 2,23 миллиона песет (около 431 000 долларов). Без Гюэля не обошлось ни в одной области каталонской промышленной экспансии: судостроение, железные дороги, сталь, портланд-цемент, бытовой газ, банк «Испанский колониальный». Он владел мукомольней, пекарнями, крупными винодельческими предприятиями и был директором филиппинской табачной компании, основного поставщика сигарет и дешевых сигар в Испании. (Каталонцы побогаче, разумеется, получали свои
Гюэль женился на девушке из семьи богатой и недавно «вышедшей в свет». Его жена, Изабел Лопес-и-Бру, была дочерью крепкого судового магната и финансиста по имени Антонио Лопес-и-Лопес, который в 1878 году стал первым маркизом Комильяс. А пошло это благородное семейство из рыбацкой деревушки в бухте Бискайского залива, недалеко от Сантандера.
Отец маркиза, Антонио Лопес, был из тех кастильцев, которые всего в жизни добились сами. В 1840-х годах он отправился на Кубу и заработал деньги на перевозках грузов и торговле, в том числе рабами. Женился на каталонке Луизе Бру-и-Лассус и вернулся со своим состоянием обратно в Барселону в 1849 году, где вложил деньги в развитие торговли с Кубой и Филиппинами. Каков отец, таков и сын: первый маркиз де Комильяс оказался во всех смыслах таким же оборотистым, как и родоначальник семьи. До такой степени, что родственник Франсеск Бру обвинил его в том, что он незаконнорожденный, а также в растрате, мошенничестве и предумышленном убийстве; ни одно из обвинений не было доказано. Как бы там ни было, «Poderoso caballero es don Dinero»[41]
. и к тому времени, когда маркиз отдал Гюэлю руку своей дочери, а вместе с нею и право на третью часть всего состояния, долю невесты, Лопесы уже находились на самой вершине каталонской плутократии. Даже их родная деревня превратилась в частный летний курорт и стала чем-то вроде Ньюпорта дляЭти люди были настоящими цезарями или, точнее — если учесть их благосостояние, принадлежность к испанской нации и лицемерие — Сенеками барселонских торговых кругов. Но не они задавали тон
Настроения того времени лучше уловила беллетристика, чем история: например, мрачный и в то же время блестящий роман Эдуардо Мендосы «Город чудес» (1988) с невероятным героем Онофре Боувила, настоящим монстром, обладающим сильнейшей волей, которая помогает ему выбиться в люди. Совершенно как это произошло с самой Барселоной в конце XIX века, когда столетием раньше Нарсис Ольер написал «Золотую лихорадку», едкий роман нравов, созданный в период похмелья после бума 1890–1893 годов.