Цеха постепенно называли улицы города. И сегодня, гу-^ля по Готическому кварталу, читаешь эти названия: Агульерс (игольщики), Ботерс (бочары), Брокатерс (изготовители парчи), Кордерс (плетельщики канатов), Котонерс (ткачи хлопчатобумажных тканей), Дагериа (точильщики ножей), Эскудельерс (изготовители щитов), Эспасериа (кузнецы, кующие мечи), Фустериа (плотники), Миральерс (зеркальщики), Семолерес (макаронники), Видре (стекольщики) и многие другие. Средневековые цеха продолжают свое призрачное существование и в телефонной книге, так как наиболее распространенные каталонские фамилии — это цеховые имена, например Сабатер, что значит «башмачник».
Цеха понимали себя как семейные предприятия. Они группировались в братства, из которых тремя главными были
Цеха определяли отношения между подмастерьями и мастером, регулируя, какая одежда, еда и религиозное воспитание полагаются мальчику, какова должна быть продолжительность его работы у мастера и каковы формальные требования к его умениям. Распоряжения цеха следовало выполнять. Чтобы вступить в цех, подмастерье должен был пройти серьезный экзамен, который устраивался при всем честном народе. И никакого снисхождения. Либо выдержишь, либо провалишься. Фетишей вроде «самооценки» и «креативности», которые фигурируют в обучении сегодня, не было в лексиконе тогдашнего жюри. Цех был заинтересован в поддержании статуса, своего и своих членов, в сохранении достоинства ремесла. Прежде чем выпустить производителя на рынок, цех должен был убедиться, что его умения соответствуют высоким стандартам. «Дипломные проекты» учеников на получение этих «сертификатов» фиксировались в
Но цех не ограничивал свои интересы процедурой приема. Он строго следил за качеством материалов и работы каждого члена, посылал любопытных инспекторов, известных под именем
Записи о корпоративной жизни ремесленников,
Хотя цеха не являлись религиозными организациями, у них по двум причинам было весьма экзальтированное представление о своей значимости в религиозной жизни Барселоны. Первая причина: труд — одна из наиболее общих религиозных метафор. Рамон Льюль в своей «Книге созерцания Господа» нашел мистические метафоры жертвы Христовой в искусстве сапожников, кожевенников, цирюльников:
Мы видим, как сапожник берет кожу, растягивает ее, смазывает, размягчает. Потом мы видим, как он режет ее и сшивает. И я, Господи, внутренним зрением вижу, как Твоя кожа растягивалась на Кресте и омывалась кровью и водой, и рвалась, и была раздираема на куски. И не было никого, кто бы уврачевал и залечил Твои раны.