Барселона: история города

Сейчас средиземноморская рыбная ловля — жалкие остатки прежней роскоши. Прежде она была бесконечно разнообразна. Никогда никто уже не увидит зрелища, радовавшего глаз Жоана Сальвадора-и-Риеры, хрониста начала XVIII столетия, написавшего первый трактат о каталонской рыбной ловле: кружево (другого слова не подберешь) многоячеистых сетей в сотни ярдов длиной, придавленных ко дну камнями и поддерживаемых на поверхности бакенами из пробки с прикрепленными к ним сосновыми ветвями — целые палисадники, целые комнаты в море. Туда заходили косяки тунца, попадали в пенный водоворот, и стены «комнат» вдруг сближались, и это означало, что наступил matanca, «час убийства». Тунец почти вывелся в каталонском море, как и красные кораллы, за которые давали такую высокую цену в Средние века (они непременно присутствуют в качестве атрибутов Святой Девы на многих испанских алтарях). Кораллы искали вслепую, забрасывая деревянное ныряло на пятьдесят футов ниже рыболовецких судов, его «КЛюв» застревал в трещинах подводных скал и выковыривал драгоценные веточки кораллов, которые помещали в специальную сеть. Изобретение в ХХ веке водолазного снаряжения вывело эти приспособления из употребления, а кораллы попросту исчезли. Но многие другие приспособления сохранились с XIX века и даже с более ранних времен: замысловатого плетения, колоколообразной или цилиндрической формы верши для омаров, кошельковые неводы и даже palangres, донные ярусы с сотнями «крючков на поводках». Рыбная ловля — очень консервативное ремесло, а рыбаки — самые консервативные из рабочих. Изобретение пластмассы, электроники, мощных лебедок, подвесных двигателей не изменило технологию настолько, чтобы сделать ее неузнаваемой, например для рыбака XV–XVI веков. Неизменно не только снаряжение, но и обычаи, приметы и суеверия самих рыбаков.

Фигурки ловцов жемчуга, обозначенные на каталонском атласе 1375 г.

Каталонский моряк в каком-то смысле столь же провинциален, как любой фермер. Даже в 1900 году можно было встретить моряка, скажем, из Кадакеса, что рядом с французской границей, который несколько раз пересек Атлантику — дошел до Кубы, Венесуэлы и даже до Нью-Йорка — и тем не менее никогда не бывал в Барселоне. Ни рыбаки, ни моряки не интересовались политикой или общественной жизнью. В Средние века рыбаки, в отличие от крестьян и торговцев, не были представлены в Совете Ста. Они туда и не стремились. То, что творилось в море, занимало их куда больше, чем то, что происходило на суше. Жизнь в море, при том, что в каком-то смысле каждая лодка была своеобразным маленьким государством, представляла собой смесь абсолютизма и коммунизма, освященную традициями и не подлежащую изменениям. Абсолютизма — потому что слово шкипера в море было законом; коммунизма — потому что улов и прибыль в конце недели делились между членами команды поровну, хотя капитан забирал двойную долю, одну — себе, другая шла на содержание лодки и ее оснащение. Если на судне появлялся новенький, будь то даже сын капитана, два года он ходил в подмастерьях: первые шесть месяцев получал только четверть доли, следующие — половину; третьи — три четверти и наконец — полную оплату. Равноправие на судне соблюдалось и за едой. Отдельных тарелок не было. Каждый черпал своей ложкой из общего котла. Обычно лучшую рыбу команда оставляла себе, а прочее отправлялось на рынок. Это была весьма скромная компенсация за тяжелый труд, опасность и низкую оплату. Членов экипажа связывали примитивные коммунистические отношения: у них были общие чувства, общие враги и общий кормчий. Как сказано в популярном рефрене:

В море
Нет твоего
И моего.
В море
Всёе твое
И всё мое.

На борту обязательно держали кота — или котов, чем больше и чернее, тем лучше. Был такой обычай — заманивать их на борт рыбой, а потом отплывать вместе с ними. Самые лучшие коты были всегда ворованные, отсюда присказка:

У мельника мука,
Кот у моряка,
Цыпленок у солдата —
Не спрашивай, за них какая плата.

По морским законам, собранным в «Llibre del Consolat de Mar» («Книге Морского совета»), владельца грузового судна подвергали наказанию, если он не мог предъявить кота, и судно объявлялось gastat per rates, «зараженным крысами», а команде полагалась компенсация. Единственным выходом для судовладельца было доказать, что на судне был кот, но он умер после отплытия. Что до его способностей к ловле мышей, та законом не определялась, что было очень мудро.

Судно со своими тросами, шкивами и прочей оснасткой было самой сложной машиной, какая только существовала в Средние века наряду с мельницей. Пословица гласит: «Per fer de mariner 1 moliner/ Cal molt saber» («Чтобы быть мельником и моряком, надо много знать»). А вот еще поговорка:

Не бывает гладко с лодкой,
Мельницей и молодкой.