Окончательно очнулись они лишь на четвертые сутки. Пик кризиса прошел, молодые организмы справились с недугом, и дело пошло на поправку. Впервые за много дней Ахмет проснулся с ясной головой. Чувствовалась слабость, но налицо был явный прогресс. Из-под одеял высовывались заспанные физиономии, выбритые, отмытые. Парни озирались так, словно в первый раз видели эту чистую палату, приборы непонятного назначения у каждой койки, тумбочки с лекарствами, провода. В иллюминатор заглядывало солнышко. Оранжевые зайчики прыгали между кроватями, облизывали ножки.
Скрипнула дверь, ведущая из коридора, и вальяжной барской поступью в палату вошел идеально белый, пушистый ангорский кот. Переступив через порог, он подал «звуковой сигнал» – мол, иду. Судя по всему, кот был здесь своим парнем. Он походил по палате, заглядывая во все углы, не обнаружил ничего вкусненького, запрыгнул на кровать Ахмета, прошелся по краю и строго глянул на него пронзительными желтыми глазами. Ахмет погладил животное по пушистой холке. Кот стерпел такую фамильярность, но подлизываться не стал. Он фыркнул, спрыгнул с кровати и, потешно переваливаясь, удалился в коридор. Дверь закрылась, что было, в общем-то, странно. Коты не имеют привычки закрывать за собой дверь.
– Это кот… – тупо сообщил Федорчук.
– Правда? – Ахмет вздрогнул. – А я-то думаю, что за штука такая.
– Зовут Сержант, – пояснил Филипп. – Я слышал, как его шпыняли: «Саджент, фу», «Саджент, брысь». Не зря он к Ахмету подался, чувствует своего.
– Нету никого. – Серега поднял голову. – Обедают, что ли? А то надоели, шныряют постоянно, чего-то делают с нами, любопытные, лезут, как Суворов через Альпы. – Он сделал попытку подняться, но рухнул обратно, внезапно побледнев. – Черт, башка закружилась. Похмельный я какой-то.
– Такие случаи известны медицине, – ухмыльнулся Ахмет.
– Слушайте, пацаны, а почему мы живы? – Филипп недоверчиво покрутил головой. – Как в тумане последние дни, много думаю и ничего понять не могу – словно это не я размышляю. Мы вроде шевелимся, встать можем, не в тюрьме. Вон как носятся с нами!
– Залечили нас янки, – проворчал Серега. – Так лечат, словно к публичной казни готовят. А командир наш на медсестренку засматривается, – вспомнил Серега и нахмурился. – Как ее… на Веранду.
– На Миранду, – поправил Ахмет и улыбнулся, хотя и почувствовал, что покраснел.
Ему действительно было приятно всякий раз, когда Миранда Сноу подходила к кровати. Раньше она боялась, а теперь перестала, первым делом шла к нему. То одеяло поправит, то таблетки заставит пить, то просто так. Девушка мило улыбалась, что-то щебетала. Улыбка непроизвольно растягивалась у него от уха до уха, и сотни мелких иголок впивались под кожу.
– Да без разницы, – фыркнул Серега. – Улыбаются тут, понимаешь, друг дружке, глазки строят. А когда она уходит, у Ахмета такая рожа, словно он торт втихушку съел.
– Да пусть улыбаются, – отмахнулся Филипп. – Нам-то что? Он же не президенту Америки улыбается. Только уточни у барышни, Ахмет, не замужем ли она. А то конфуз выйдет.
– Можно подумать, это его когда-то волновало, – гоготнул Федорчук. – Ничего, пацаны, вы подождите, скоро Ахмет сил наберется, на ноги поднимется. Он же у нас спец по установке рогов!..
– Так, заткнулись! – Сержант насупился, сел и исподлобья оглядел сверкающую палату.
Несколько часов назад тут хлопал чернокожий уборщик в звании младшего матроса – Seaman Apprentice, – вылизывал шваброй углы. Он до сих пор не мог привыкнуть к чужеродному окружению, чувствовал в нем себя как огурец в молоке.
– Понравилось лечиться, товарищи солдаты? – Ахмет строго обозрел свою команду. – Расслабились, получаем удовольствие от безделья?
– Ага, Ахмет, просыпаемся пораньше, чтобы подольше ничего не делать, – робко подал голос Филипп. – Может, прав Серега, и нас действительно к публичной казни готовят? Есть идеи? Бежать из лазарета – и башкой в океан? Не позволим идейным врагам нас лечить?
– Мы должны быстрее восстановиться, – сомкнув брови, разразился гениальной мыслью Ахмет. – А после разберемся, в какую из новых неприятностей нас угораздило влипнуть. В конце концов, чем мы рискуем, кроме собственных задниц? Дадим повышенные обязательства в кратчайшие сроки встать на ноги… – Он задумался, покосился на Филиппа, готового съязвить. – Или возьмем повышенные обязательства?
– Да нет никакой разницы, – отмахнулся Филипп. – И то и другое – полная безграмотность. Скажи «примем обязательство». Хоть ухо не режет. Мысль усвоена, товарищ сержант. С сегодняшнего дня мы будем вдвое больше принимать лекарств, вдвое дольше спать, из-под капельницы отныне не вылезаем, а главное, никаких расхолаживающих контактов с женским полом, даже если очень хочется.