Басад

Много позже один мой начальничек – он очень любил повторять “Я начальник!” – утверждал, что слюнных желез четыре. Есть, дескать, еще две где-то в районе ушей. Все было уже позади, и выяснять, кто прав, я тогда не стал. Пусть у него будет четыре, раз ему так нравится. Он же “начальник” как-никак. А у меня зато крылья, ну… или их зачатки, а у него ни крыльев, ни даже их зачатков не наблюдалось.

Ну вот… я снова увлекся. Вечно меня заносит.45 Однако, во имя восстановления анатомической справедливости, при написании этого фрагмента я досконально выяснил вопрос и ответственно заявляю, что слюнных желез у нас много. Три пары больших и еще туча мелких. Видать, и вправду можно спокойно их удалять – хотя какой в этом смысл, если проблема с протоками?

Вероятно, их логика была такова – этот тип уже достал, давайте ему что-нибудь отрежем, а там видно будет. Авось поможет. Или так: отрежем, чтобы неповадно было сюда таскаться и по пустякам морочить голову занятым людям.

Как бы то ни было, моя теперешняя осведомленность никак не снижает остроты тогдашней ситуации. Итак: слюнных желез (в моем тогдашнем представлении) у гомо сапиенсов две, и разбрасываться ими направо и налево казалось слишком легкомысленной расточительностью.

Так как я не угомонился, было проведено третье шунтирование. С него я сбежал. Не выдержал. Специально ради меня оперирующим врачом был снова назначен тот же самый агрессивный садист, замечательно поиздевавшийся надо мной уже дважды и умудрившийся так искусно затолкать куда-то злосчастный камень, что теперь не мог его обнаружить.

Разинув рот, я полулежу в чем-то вроде зубоврачебного кресла, в полном сознании и под местным наркозом, который нисколько не помогает. В небо под языком воткнуто штук шесть каких-то металлических инструментов устрашающего вида. Надо мной нависает этот бармалей с ассистентами, чтобы не сказать – подельниками. Всякий раз, когда я дергаюсь от боли, он бросает инструменты так, что, падая на передние зубы, они впиваются в плоть воткнутыми в небо концами. Бросает и принимается орать мне в лицо. Вокруг толпятся стажеры, выразительно переглядываются, о чем-то шушукаются. А я даже не могу ничего ответить на вопли бармалея из-за этих железяк во рту, могу лишь сипло мычать.

Посередине этого истязания я сломался, вырвался и сбежал. Однако, как ни странно, у этой истории счастливый конец. Пришлось подсуетиться, раскошелиться, и я очутился в маленькой частной клинике на юге страны у настоящего специалиста. После анестезии и еще минут десяти неких, как мне казалось, подготовительных манипуляций, я поинтересовался, когда начнется сама процедура. Вместо ответа хирург потянулся за пробиркой, разжал пинцет, камешек звякнул о стекло, врач аккуратно закупорил ее и презентовал мне на память.

Однако такие счастливые развязки, как мы знаем, хоть и прикидываемся, что это как бы и не совсем так, – лишь временные и локальные победы в заведомо обреченной борьбе. Мы взрослеем, во всяком случае, так принято называть первую стадию телесной деградации. И мы все пытаемся оттянуть тот срок, когда вместо “взрослеем” придется употреблять “стареем”. Так усердно делаем вид, что не гнушаемся ничем, в том числе подобными лингвистическими уловками.

“Нынешние сорок – это когдатошние тридцать” – или какой-нибудь подобной вымученной и лживой сентенцией, догадываюсь, одарят меня на очередной юбилей. Мы взрослеем, мужаем или… не уверен, как назвать подобный процесс относительно женщин… можно с большой натяжкой сконструировать глагол “бабеть” или “возбабеть” – метаморфоза, при которой из маленькой козявки с двумя бантиками на макушке вымахивает целая бабища со всеми причиндалами… кхм… не, “причиндалы” Господин Редактор наверняка забракует, попробуем так: бабища со всякими впуклыми и выпуклыми атрибутами… хотя это тоже как-то не то… Впрочем, до каламбуров ли, когда мы стареем, и как это ни называй, как ни изгаляйся, наш организм, который мы привыкли отождествлять с собой, начинает нас подводить.

И не знаю как у вас, но у меня множество вопросов и возражений. Однако моего мнения не спрашивают, меня лишь извещают. Сперва этот мой организм – различными болезненными симптомами, потом, когда я пугаюсь в достаточной мере, чтобы начать метаться по врачам, они вгоняют меня в еще больший ужас непонятными диагнозами. И все у них не лечится: хронический вывих – не лечится; сломанный позвонок – не лечится; астигматизм – этим словом мой словарный запас обогатился совсем недавно,.. – и да-да, представьте себе, астигматизм тоже не лечится.