Башня из грязи и веток

– А потом можно сделать… вот так. – Она протянула руку и хлопнула парящую штуку по боку, отправив её по воздуху к Шэю. – Лови его, братец! Дэнни, лови! Ловите!

Лена хохотала, а они бежали – или, в случае Дэнни, ковыляли – за устройством дракири, направившимся в сторону глухого переулка.

4

– Сейчас, – сказал Шэй. – Ещё два холма, и мы её увидим.

«Место, где река встречается с землёй, где склон, как ложкой, зачерпывает солнечный мёд и игрушечные белые лодки скользят по волнам».

Он не знал, кому это говорил – уж точно не хладнокровному молчанию, сидевшему за столиком напротив него.

Эйдан выудил кусок мяса из своей тарелки, не сводя глаз с окна воздушного челнока. Чёрные перчатки он не снимал даже во время еды.

В ресторане находилась ещё одна пассажирка – пожилая леди с крупными жилистыми руками. Несмотря на то что она держала вилку, казалось, она ничего не ест – всякий раз, когда Шэй переводил на неё взгляд, это была всё та же поза, та же опущенная голова, словно она начала движение, но не смогла закончить его.

– Похоже, вас что-то беспокоит, – сказал Эйдан. – Я могу поинтересоваться, что?

Его недавние слова эхом раздались в голове Шэя: «Боюсь, нам придётся избавиться от Патрика».

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что нас объединяет общая цель, и я не хочу, чтобы что-то поставило её под угрозу. И потому что я до сих пор ничего не знаю об этой вашей мастерской.

Внизу проплывали залитые солнцем холмы; деревья на таком расстоянии превращались в позолоченный мех.

– Мускусная долина – мой дом, – сказал Шэй.

– Ладно, не рассказывайте. – Эйдан сложил свою салфетку. – Вы, похоже, решительно не желаете, чтобы я вам помогал.

– Что вы хотите услышать? Послушайте, когда я убеждал герцога уничтожить устройства дракири, я верил в то, что говорил. Эти штуки опасны. Одним небесам известно, сколькие пострадали на башне, возможно, даже были погибшие. У вас есть информация?

– Нету. Но не то чтобы меня это сильно волновало.

Пожилая леди вздрогнула, как во сне. Вилка звякнула о тарелку, и она наконец начала есть.

– Какого чёрта я вообще делаю? – сказал Шэй. – Везу в Оуэнбег новые устройства.

– Шанс на корону для вас совсем ничего не значит, да? Тогда подумайте вот о чём: если башню не завершить в ближайшие два года, Дума совершит попытку вторжения.

Шэй фыркнул:

– Бросьте, неужели вы один из тех кретинов, что верят, будто в Думе больше страдающих манией величия на единицу населения, чем в любой другой стране?

– Я ни во что не верю. – Эйдан скривил рот, судя по всему, ища в зубах застрявший кусок мяса. – Я знаю. Дума – моя родина, я провёл там первые тринадцать лет жизни. Я знаю, как они думают и что они думают о других странах, о вас.

– Что ж, заняться нам всё равно нечем, так что почему бы вам не попытаться убедить меня, что они – воплощение мирового зла.

– Я расскажу вам одну историю, Шэй. – Эйдан чуть ссутулился в кресле, и одна из чёрных перчаток сжалась в кулак, смяв салфетку. – Мой отец принял решение покинуть страну, когда кронпринц – на тот момент пятнадцатилетний мальчишка, всего на три года старше меня, – принял командование королевским кавалерийским батальоном.

Люди тогда посходили с ума. Вы знаете, как это бывает: народ охватывает восторг, все говорят, что появился новый лидер. Отцу всё сразу стало понятно. Одним утром в конце лета я проснулся и увидел его в окно, на солнце; он обменивался бумагами с каким-то незнакомым мне человеком.

Они пожали руки и разошлись. Когда отец исчез за краем окна, я понял, что через секунду хлопнет дверь, и этот момент был для меня – я понимаю, звучит избито, – это была потеря невинности. Мои сёстры, Мария и Изабель… – Он помолчал. – Мария и Изабель спали в другой комнате. Я помню игрушку – медведя, сидевшего на столе.

Дверь хлопнула, и отец вошёл, точнее, метнулся в прихожую. Я слышал, как он что-то громко сказал матери – обычно по утрам он вёл себя тихо, боялся потревожить наш сон.

Когда я прокрался по ледяному полу в гостиную, мама собирала вещи, всякую ерунду – снимала картины со стен, фарфоровых кошек с полок. Отец велел ей остановиться, сложить одежду и разбудить нас.

Карета уже ждала снаружи. Наша повариха обмахивала передником лицо, а конюх, Майкл, бежал за нами, размахивая руками. Именно он когда-то усадил меня на коня и научил ездить верхом.

Эйдан отодвинул тарелку.

– За городскими воротами отец расслабился. Даже улыбнулся мне. Изабель попросила достать свою куклу. Тогда и разорвалась бомба.

Он провёл пальцем по узору на столе.

– Что-то ударило меня по голове, и я вылетел через дверь кареты, как мешок. Я сидел на дороге и рыдал, размазывая сопли по лицу. Я оглох. И знаете, что хуже всего? Я даже не помню тел. Я помню, как мимо меня прокатилось колесо, как к нам бежали люди, но не помню тел.

Мать и отец выжили – Изабель и Мария нет. Бомбу подложил Майкл. Они выяснили, что отец хочет уехать, и подкупили нашего конюха, чтобы тот нас взорвал.

– Мне жаль, Эйдан, – сказал Шэй.