Башня из грязи и веток

– Люди, страдающие от повреждений нервной системы. Повреждений мышц.

Эндрю не расслышал свой собственный ответ.

Гора плоти в середине склада помедлила. Пухлые губы приоткрылись и сложились в нечто, что на человеческом лице можно было бы принять за улыбку.

– Девочка в детской больнице Санта-Фе, в синей палате за дверью № 27, умирающая от меланомы.

Эндрю ахнул и уставился на джинна.

* * *

Единоутробные улицы, безликий бетон под ногами, дома под графитовыми тучами, дверь, сломанный лифт, ещё дверь. Он дома.

Эндрю наклонился, чтобы развязать шнурки, но снова выпрямился, побоявшись, что его стошнит.

– Ты сегодня припозднился, – донёсся из гостиной голос Маргарет. Он не ответил и, спотыкаясь, пошёл на кухню.

Кружка с кофе, который он не успел допить утром, всё ещё стояла на столе. Вечер просачивался в окна, превращая клеёнку и магниты на холодильнике в улики, с упрёком смотревшие со старой плёнки. «Где ты был? Что натворил?» Эндрю сел и сдавил левое запястье, чтобы унять дрожь в руках.

Лёгкие шаги у него за спиной. Маргарет встала в дверном проёме.

– Привет. Что-то случилось?

– Ничего, – сказал он, глядя перед собой. – Ничего необычного.

– Ладно, не хочешь говорить – не нужно. Я заварю чаю, если не возражаешь.

Щелчок крышки чайника, журчание воды, мягкий стук о конфорку. Звуки окутывали его, позволяя мыслям течь дальше. Дрожь стихла.

Он сказал:

– Знаешь, иногда говорят, что слова… Слова материальны.

– Некоторые, да. Если и дальше будешь сидеть букой, то тебе прилетит поцелуй от сковородки – вот это точно будет материально.

Он поднял на неё глаза – Маргарет смотрела на него, прислонившись к плите и ухмыляясь. «Шутки деградируют вместе с жизнью», – подумал Эндрю. Когда они только встретились, то смеялись над юморесками из Монти Пайтона.

– Что происходит, Эндрю?

Он облизнул губы.

– Ты не знаешь, есть ли в Санта-Фе детская больница?

– Боже. Что на тебя сегодня нашло? Откуда мне это знать?

– Санта-Фе… Это же на границе с Мексикой, да?

Маргарет вздохнула и повернулась к свистящему чайнику.

– Санта-Фе находится на севере Нью-Мексико. Ни разу не рядом с границей. А есть ли у них там детская больница… кто знает. Может, и есть.

Она поставила перед ним ещё одну кружку, и он вдохнул горьковатый пар от чая.

Когда она села за стол напротив него, он схватил её за руку.

– Забудь. Всё будет хорошо. У нас всё будет хорошо, и это главное.

– Что происходит?

– Жизнь происходит, – сказал он.

– Что случилось? Эндрю, ты что – мне изменил?

– Нет, нет, нет! Конечно же, нет! Я говорю об этом. – Он обвёл рукой кухню. – Нам нужно выбраться из этого… из этой… Выбраться из этой квартиры, подальше от этой скатерти из клеёнки.

Она провела пальцем по ободку своей чашки.

– Я думала, тебе нравится наша скатерть. Мы её вместе покупали, помнишь?

– Я говорю образно, Маргарет. Ты ведь понимаешь.

На подоконнике стояла ваза со свежими цветами. Жёлтые пятна на фоне стекла – нарциссы, но то были не её любимые цветы. Наверное, она купила, что смогла, на рынке в двух кварталах от дома. Его беспокоило, что он не мог вспомнить, какие цветы она любит.

Ему надо было поговорить с ней, прежде чем идти к джинну.

Маргарет что-то сказала, но он её не услышал, нащупывая открытку в нагрудном кармане.

Они допили чай, поели, потом она ушла с кухни. Из гостиной донеслось негромкое стаккато на айпаде. Эндрю обошёл кухонный стол. Он мог проверить свой банковский счёт в несколько кликов – его смартфон лежал на краю, но он не смел до него дотронуться, словно тот раскалился, словно он и правда изменил Марго, и она поймает его за тем, как он пролистывает сообщения от любовницы.

Эндрю вдруг понял – он не боится того, что джинн не исполнил желание. Он боялся, что тот его исполнил, ведь это бы значило, что сказанные на складе слова не были пустыми, что где-то в Санта-Фе человек в белом халате нечитаемым почерком выведет в карте диагноз. Или что маленькая девочка уже лежит на операционном столе, белые склеры, палочки рук, торчащие из больничной рубашки.

* * *

Он лежал в кровати, наполовину закутанный в потные простыни. Мерное дыхание рядом с ним время от времени сбивалось на урчание, и Эндрю не мог уснуть. Всякий раз, когда он был готов закрыть глаза, в комнату сквозь жалюзи рентгеном проникал свет автомобильных фар. Группа гортанных голосов прокралась вниз по улице, затем вернулась; где-то, видимо, рядом с открытым окном, систематически кашляла женщина, словно её приступами управлял невидимый механизм.

«По этим гребаным звукам можно часы настраивать», – подумал Эндрю.

Он потянулся за телефоном.

В уборной он присел, сгорбившись, на край ванны. Прямоугольник экрана засветился, потускнел, посветлел, потускнел, снова засветился. Эндрю выдохнул и открыл онлайн-приложение банка, а через несколько секунд снова закрыл его.

Впрочем, деньги не появляются ни у кого на счёте по волшебству, и даже джинн может быть рабом восьмичасового графика.

Он выключил экран, затем снова включил его и набрал в поисковике: «Санта-Фе. Детская больница».