Башня на краю света

Они раскрыли остальные ящики и вынули оттуда вагоны, семафоры, рельсы и многое другое.

— Ну что, начнем сборку? — спросила Тове, когда ящики опустели. — А где инструкция?

— Знаешь что, — сказал он. — Я, пожалуй, побуду несколько дней дома, надо же с ней как следует наиграться.

— Правильно, — ответила Тове. — Пропусти побольше дней, они тебя выгонят, вот и освободишься, и просить об этом не придется.

— Верно, так будет лучше всего. Да где же инструкция?

— Сейчас. — Она положила инструкцию на пол, оба сели рядышком и углубились в ее изучение.

А уже через минуту монтаж шел полным ходом.

20

Однажды тихим осенним вечером на одной из площадей старого города прохожие вдруг начали удивленно прислушиваться и останавливаться. Из бомбоубежища, расположенного посреди площади, неслись громкие звуки фортепьяно. Иногда сквозь музыку прорывался странный гнусавый голос — кто-то пытался петь песню, мягко говоря, вольного содержания.

Быстро собралась толпа, в которой тут же вспыхнул жаркий спор по поводу того, что происходит в бомбоубежище.

— Это ведь не в первый раз, — говорила дрожащим голосом какая-то дама. — Я и раньше слышала оттуда звуки по вечерам, и мне всегда становилось так страшно… Наверное, это привидения.

В толпе нервно переглянулись. Жуть какая-то! Оказалось, что многие слышали то же самое.

— В конце концов, нужно взглянуть, что там такое, — предложил один из мужчин.

Толпа в смятении попятилась. Особого стремления исследовать это загадочное явление не проявил никто. С привидениями лучше не связываться.

— Ну, тогда я полез, — мужественно сказал тот же смельчак.

Он твердым шагом подошел к бункеру, толпа нерешительно последовала за ним. Храбрец спустился по ступенькам и некоторое время стоял внизу, раздумывая, стучать ему или нет. Потом, так и не постучав, рванул дверь на себя.

Он успел заметить человека, сидевшего за пианино; на инструменте стояли бутылка и стакан. Еще он увидел клетку, в которой сидел попугай. Птица эта изрыгала малопристойные выражения. Больше ему не удалось разглядеть ничего, так как явилось какое-то чудовище (позднее он уверял, что по размерам оно превосходило лошадь). Чудовище бросилось на него со страшным рычанием, сверкая жуткими оскаленными зубами. Смельчак в ужасе захлопнул дверь и понесся вверх по лестнице, крича, что нужно вызвать полицию.

— А кто там? — спрашивали его любопытные, дрожа от страха.

— Человек, попугай и какое-то огромное чудовище! Может, и еще что-нибудь, да я не успел рассмотреть.

Собравшиеся уставились на него с негодованием. Тоже, нашел место для шуток!

— Все же лучше позвонить в полицию. — Таково было общее мнение.

К телефонной будке отправились все вместе. Не прошло и десяти минут, как на площадь вылетела длинная машина, из которой тут же высыпалось с десяток рослых полицейских. По приказу старшего они отстегнули дубинки и побежали к бункеру.

Перед дверью полицейские остановились. Старший группы вынул пистолет и постучал рукояткой по двери.

— Именем закона, открывайте! — крикнул он. — Оружие бросайте на землю, в противном случае стреляем без предупреждения!

— Балда! — раздалось из бункера.

— Будем брать, — решил руководитель. — При малейшем сопротивлении дубинок не жалеть! Вперед!

Он двинул сапогом в дверь, и полицейские ворвались в бункер.

* * *

Когда фру Момберг услышала скрежет ключа во входной двери, сердце у нее замерло. Она распахнула дверь и увидела мужа.

— Отец! — Рыдания душили ее. — Ну как ты?

— Выпустили. — Момберг, грязный, небритый, не отрываясь глядел на жену. — Фредериксен сознался, что сам писал все письма.

Они вошли в гостиную. Момберг присел на стул и спрятал лицо в ладони.

— Ну, чего тебе поставить? — спросила она. — Ты же есть, наверное, хочешь?

Момберг покачал головой.

— Ничего не надо, — сказал он. — Ничего.

Они долго сидели, не говоря ни слова. Фру Момберг была в отчаянье — она понятия не имела, чем ему помочь.

— Со мной все кончено. Больше не могу, — пробормотал наконец Момберг.

— Что ты говоришь? — испуганно произнесла она.

— Я больше не могу. С меня хватит. Мое имя стало известно всей стране.

— Ну и что же, а теперь все узнают, что ты освобожден, что тебя оправдали, — утешала она.

— Ни одна газета не желает писать больше о моем деле. Так что никто не узнает, чем все кончилось.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, — сказала фру Момберг. — Иди-ка лучше спать. Утром сам увидишь: не так уж все беспросветно.

— Я больше не могу! Я больше не могу! — повторял он.

* * *

Оскорбительное предположение, что он может быть замешан в махинациях на «черном рынке», так подействовало на директора Аллерхольма, что он был вынужден взять месячный отпуск и уехать с женой в Париж. Они получили право обменять по 500 крон на французскую валюту, но если учесть, что номер в отеле стоит 100 крон в день, то станет ясно, в какое затруднительное положение они попали. Впрочем, это уж было их личным делом.

В первый же вечер после отъезда родителей Ульрик и Ильза созвали большую компанию по случаю перехода виллы в их полное распоряжение.